— Неужели вы говорите о Норрисе?
Роза попрежнему не сводила глаз с Гренвилла:
— Пока вы, доктор, жили в этом роскошном особняке и ездили на великолепном экипаже за город, в свой вестонский дом, он вспахивал поля и кормил свиней.
— Говорю же, я не знал! София ни словом не обмолвилась.
— А если бы обмолвилась, вы признали бы его? Не думаю. Бедняжке Софии ничего не оставалось, кроме как выйти замуж за первого же мужчину, который захотел взять ее.
— Я обязательно помог бы мальчику. Обеспечил бы всем необходимым.
— Но вы не сделали этого. Все, чего он достиг, — результат лишь его собственных усилий. Неужели вы не горды тем, что произвели на свет такого замечательного сына? Что за короткую жизнь он сумел так возвыситься над своим положением?
— Я горд, — тихо признался Гренвилл. — Ах, если бы София пришла ко мне несколько лет назад!
— Она пыталась.
— Что вы хотите сказать?
— Спросите у Чарлза. Он слышал, что сказала его мать.
Госпожа Лакауэй говорила, что не потерпит, если в семье появится еще один ваш ублюдок. И добавила: десять лет назад ей пришлось разделаться с вашими безобразиями.
— Десять лет назад? — переспросил Венделл. — Ведь тогда…
— Тогда исчезла мать Норриса, — продолжала Роза. Ее дыхание стало прерывистым, первый признак подступавших слез. — Если бы Норрис только знал! Для него это значило бы так много — знать, что матушка любила его. Что она не покинула его, а была убита.
— Мисс Конелли, мне нечем оправдаться, — признался Гренвилл. — Я много грешил на своем веку и хочу искупить грехи. — Он посмотрел на Розу в упор. — Кажется, и теперь где-то есть маленькая девочка, которой нужен дом. Я клянусь, у этой девочки будут все преимущества, все, что она пожелает.
— Я буду настаивать на исполнении этого обещания, — заверила Роза.
— Где она? Вы отвезете меня к дочке? Роза посмотрела ему в глаза:
— Когда придет время.
Огонь в очаге погас. Небо озарил первый проблеск рассвета. Констебль Лайонс встал со своего кресла:
— А сейчас, Олдос, я тебя покину. Что касается Элизы, это твое семейное дело, и тебе решать, что из этой истории ты признаешь публично. В данный момент общество сосредоточено на господине Джеке Берке. Именно его теперь считают чудовищем. Но я уверен, очень скоро их внимание привлечет кто-нибудь еще. Интерес публики к чудовищам неутолим — это я знаю наверняка.