– Ну, как бы тебе это сказать… теперь, расставшись с прежними своими предрассудками, я понимаю, что похабный снимок может быть и тем и другим. Но и это не все… знаешь, Майк, мне придется прибегнуть к демонстрации, словами тут ничего не объяснишь. Закрой, пожалуйста, окно, не дай бог, кто увидит.

Жалюзи сами собой закрылись.

– Ну вот, – начала Джилл, – эту позу даже и похабной не назовешь – так, немного непристойная, в ней снимется для рекламы шоу любая из наших девочек. Вот такая – чуть похабнее, на нее решится уже не каждая, но многие. Вот это – откровенно похабная, а такая – очень похабная… Ну а если вот так – это уж совсем похабень, в такой позе я не стала бы фотографироваться, даже закрыв лицо полотенцем, – разве что ты бы попросил.

– А какой смысл в снимке, если лицо закрыто?

– С такими вопросами обращайся к Дюку, он тебе лучше объяснит.

– Я не грокаю здесь неправильности. Я не грокаю здесь блага. Я грокаю… – Майк использовал марсианское слово, обозначающее нулевое состояние эмоций.

Обсуждение животрепещущей проблемы похабных картинок продолжалось на смеси языка марсианского (способного передавать тончайшие эмоциональные и аксиологические градации) и английского (более приспособленного для описания обсуждаемых реалий). Тем же вечером Майк, полный решимости разрешить загадку, отправился в кабаре, сунул (по совету Джилл) метрдотелю в лапу и получил столик у самой сцены. Недавняя медсестра участвовала в первом же номере; она одарила зал ослепительной улыбкой и еле заметно подмигнула. Неожиданно выяснилось, что в присутствии Майка теплое, приятное ощущение, знакомое по предыдущим вечерам, стократно усиливается: ее тело словно раскалилось, померкни сейчас прожектора рампы – оно светилось бы в темноте.

Девушки рассыпались по сцене; Джилл занимала в живой картине центральное, самое заметное положение и находилась теперь в каких-нибудь десяти футах от Майка. Ответственная эта роль была доверена ей уже на четвертый день (точнее – вечер) работы.

– Уж и не знаю, маленькая, в чем тут дело, – сказал режиссер. – У нас есть девочки с такими фигурками, что закачаешься, а вот поди ж ты, посетители глядят не на них, а на тебя. Есть в тебе, видно, что-то такое.

Джилл приняла боевую стойку и мысленно окликнула Майка.

– (Ну как, чувствуешь что-нибудь?)

– (Грокаю, но не в полноте.)

– (Взгляни на того, вон, на которого я смотрю. Маленький такой. Он же весь дрожит. Он меня хочет.)

– (Я грокаю его желания.)

– (Посмотри на него, видишь?)

Джилл взглянула посетителю прямо в глаза – чтобы дополнительно его распалить, а заодно – чтобы Майк мог воспользоваться ее зрением. С того времени, как она достаточно грокнула марсианский образ мыслей, они с Майком стали сближаться все сильнее и теперь могли уже пользоваться этим, обычным для марсиан приемом. Способная ученица не умела еще управлять зрительной связью; Майк мог посмотреть ее глазами в любой момент, а она глазами Майка – только с его помощью.