– Что ж ты так долго, Гавря? – раздалось сзади.

На деревянных ногах Гаврила обернулся. Посреди горницы стояла его сестра.

Юная, красивая, такая, какой он помнил ее до болезни.

– Оля? – опешил Гаврила. Кто-то на границе сознания заколотил в рынду, замахал флажками, выдал в эфир SOS, но приятная теплая волна закрутила, смяла впередсмотрящего, накрыла с головой.

– А я тебя жду, – улыбнулась девушка. – Узлов вот навязала, – подняла она глаза к потолочной балке. – Это же ты меня научил. Как с армии вернулся. Помнишь, Гавря?

Гаврила сморгнул накатившие слезы и посмотрел наверх.

Там, на люлечном ушке посреди потолка, висела петля.

21 Колодец

21

Колодец

Петр плеснул остатки керосина на крыльцо, закрутил по-хозяйски крышечку на канистре, убрал в рюкзак.

– Готово? – спросил Петр у Григория. Тот протянул бутылку. Петр пощупал торчащую из горлышка тряпку, неодобрительно цокнул. Смочил ее получше и подставил под зажатый в ладонях Григория огонек. Тряпка словно нехотя занялась, зачадила.

– Скажешь чего? – посмотрел Петр на командира. – Ну, нет так нет. Земля тебе пухом, Гаврила. Колпак тебе дымом. – Петр размахнулся и что есть силы швырнул бутылку, метя в окно. Горящая бутыль описала дугу в темнеющем воздухе и вспыхнула, разбившись о пол комнаты. Огонь загудел, взметнулся к потолку, выпустил широкие языки наружу, облизал резные наличники.

Григорий перекрестился.

Желтое пламя поедало пряничный домик изнутри.

– Пойдемте, – тихо сказал Евсей.

Шли молча. Серые колосья ржи сменились кустарником. Потом вдоль дороги поплыли островки подлеска.

Часа через три дорога сменилась раскисшей колеей, а затем и вовсе пропала. Уткнулась в болотистую низину.

– Гляди-ка, комары! – Петр хлопнул себя по загривку. – Вот ведь живучие твари, даже Колпак им не указ.

– Нам тоже не указ, – мрачно возразил Григорий, выдирая сапог из чавкнувшей жижи. – Батя, давай к тому холму, и заночуем. А то увязнем тут к едрене-фене.