– Ловко, – одобрила Воробей.
Фалькони запустил откачку воздуха из шлюза, затем открыл внешний люк. Экипаж поглотила тишина вакуума. Кира слышала лишь собственное дыхание и удары сердца.
Затем в ее наушнике раздался треск и послышался голос Грегоровича, будто бы совсем вблизи:
– Господь Всемогущий!
– В чем дело? – спросил Фалькони.
По радиосвязи его голос был жестяным и резким.
Разум корабля замялся:
– Мне жаль так говорить, друзья мои, поистине мне жаль, но, я боюсь, сметливости нам может недостать, чтобы спастись. Когда-нибудь фортуна изменяет всем, и вот она нам изменила.
В дополненной реальности Кира увидела схему планетной системы. Она не сразу сообразила, что именно видит: синие и желтые точки, обозначающие корабли медуз и ОВК, наполовину заслонило красное созвездие.
– Что за… – осеклась Воробей.
– Увы, – сказал Грегорович, впервые с искренним сожалением в голосе, – увы, в бой решили вступить жути. И на сей раз вместе с ними прибыло кое-что еще. Огромное. Заполонило все каналы. Называет себя… Утроба.
Глава V Astrorum irae[11]
Глава V
Astrorum irae[11]
1
1
Кира смотрела и не могла отвести глаз.
Дополненная реальность наполнилась ужасом. Жуть, истинная жуть, обретшая облик благодаря грехам самой Киры. Утроба… Она явилась гротескным сгустком черной и красной плоти, плывущей в космосе, – ободранной, без покрова кожи, блестящей от сочащихся жидкостей. Масса Утробы превышала даже массу «Потрепанного иерофанта» – она была больше любой космической станции из виденных Кирой. Размером почти с две небольшие луны, вращающиеся вокруг планеты R1. А по форме – расползающиеся во все стороны метастазы, хаос, в котором отсутствовал даже отголосок упорядоченности, и все же заметен был намек – попытка? – фрактального узора по краям.
Эта непристойная опухоль вынырнула из сверхсветового пространства возле орбиты R1, а с ней – густой рой порченых поменьше. Утроба и ее воинство уже изготовились напасть на людей и медуз, они не делали между ними различия. Кира обхватила себя руками, опустилась на корточки, ей поплохело. Нет надежды на то, чтобы Семя совладало с Утробой – она слишком велика, слишком изуродована, слишком зла. Даже если б у Киры хватило времени, чтобы вырастить Семя до таких же размеров, она бы потерялась в теле чужи. Она бы перестала быть той, кто она есть, стала бы малой, незначительной частью Семени.
Эта перспектива пугала больше, чем сама смерть. Даже если ее убьют – всего лишь убьют, – все равно до самого конца Кира останется той, кто она есть. Но если Семя поглотит ее, гибель ее сущности произойдет задолго до того, как прекратится существование разума или тела.