Выживание требовало нечеловеческих усилий. Дыхание из рефлекса превратилось в пытку.
Нельзя сдаваться. Нельзя. Надо продержаться еще немного, в противном случае моя жертва будет напрасной.
Сутки делились на допрос и гробовую тишину. Меня не кормили. Зато поили почти до смерти. Мочевой пузырь переполнился, теплая жидкость хлынула по ногам. Я превратилась в сосуд, наполненный водой. Возвратившись, Сухейль обозвал меня грязным животным.
Изнемогая от боли, я молилась, чтобы остальные не бросились мне на выручку. Нику достанет ума вмешаться. Они преодолели многое, чтобы вызволить меня из колонии, однако наш побег не шел ни в какое сравнение с перспективой проникнуть в суперохраняемый архонт. Когда Сухейль, вдоволь натешившись, оставлял меня в покое, я перебирала в уме всевозможные планы спасения. Однако каждый сценарий неизменно заканчивался кровопролитием. Я воображала, как мертвый Ник лежит на мраморном полу, пуля вошла ему в висок, улыбка навсегда потухла. Мне представлялся Страж, закованный в цепи, обреченный на вечные истязания, от каких не избавит даже смерть. Элиза, разделившая судьбу моего отца у ворот висельников.
На следующий день – или на следующую ночь – Сухейль подпитался моей аурой, чего не случалось уже очень давно. Ослепленная паникой, я отчаянно сопротивлялась, пока плечи, шея не вспыхнули огнем. Двойной удар по организму лишил меня последних сил, не получалось даже отхаркнуть воду из легких. Когда рефаит сорвал тряпку с моего лица, его зрачки отливали кроваво-красным.
– Тебе и впрямь нечего сказать, Сороковая? Помнится, в колонии ты заливалась соловьем.
Приподнявшись, я плюнула в мучителя. В следующий миг меня оглушила мощная пощечина. От удара зазвенело в ушах.
– Переломал бы тебе все кости, но наследная правительница запретила, – прошипел Сухейль.
От второго удара я потеряла сознание.
А очнулась уже в камере. Бетонный пол, безликие стены и темнота.
Сухейль поработал на славу. Под левым глазом наливался синяк, щека распухла и покраснела.
Возле нар виднелась чашка с водой. Казалось, минула целая вечность, прежде чем мне удалось добраться до нее и поднести к губам. Первый глоток вызвал рвотный рефлекс, но я не отчаивалась. Пробовала снова и снова. Сначала опустила в стакан рассеченную губу. Потом кончик языка. Рвота хлынула фонтаном. Горло судорожно сжалось, предвкушая заветную влагу.
Остановись! Тебе наверняка подмешали наркотик. Я отползла в сторону и, обхватив руками ноющий живот, перекатилась на спину. Меня не превратят в безвольную куклу.
Вскоре явился легионер со шприцем. Укол вызвал временную амнезию, беспамятство чередовалось с редкими проблесками сознания. Похоже, меня угостили белой астрой пополам с транквилизатором.