— Жди здесь, — коротко приказал наёмник, хотя мы даже ещё не успели отойти от фонтана.

Я хотела спросить, зачем, но Тать уже зашагал к поместью.

В Кроунице похолодало, и с неба начал срываться крупный снег. Я задрала голову к звездам и принялась ловить ртом лёгкие пушистые снежинки. Порадовалась тому, что они реальные — не иллюзия в гостиной, не пепел над атхаваром, а невесомые зимние кристаллики, ледяными капельками оседающие на языке. Холодные. Вкусные. Настоящие.

Если верить Татю, здесь всё было настоящим. Интересно, сможет ли Приют Ордена Крона когда-нибудь стать мне домом? Таким же, как академия…

— В Баторе любят говорить, что истинная близость таится в поцелуе, — раздался за спиной знакомый голос. — Романтики теплого края верят, что он является проверкой настоящей любви.

— Здравствуйте, Господин Демиург, — криво ухмыльнулась я.

Он шёл со стороны одного из зданий, натягивая чёрные перчатки. Как всегда — тёмная фигура в элегантном сюртуке. И как всегда, наше занятие началось с изучения нравов и поговорок Квертинда, которые удивительным образом откликались моим мыслям.

— Здравствуй, Юна, — она улыбнулся и подал мне локоть. — Прогуляемся сегодня. Хоть мы и не в Баторе, увы. Знаешь, за столько лет я так ни разу и не почувствовал себя уютно в Кроунице. Этот холод, туман, ветра… Неприветливость и угрюмость населения. Чувствуется наследие веллапольской ментальности.

— Вы выросли в Уделе Батор? — предположила я, неохотно опираясь на его руку.

Мы двинулись по одной из узких дорожек, к открытой террасе с фигурным ограждением. В теплое время здесь стояли плетёные лавочки и столики, а сейчас просторную и пустую площадку укрывал гладким полотном снег.

— О нет, я вырос в столице, — он взглянул на небо. — В самом сердце королевства, в колыбели его грязных тайн.

— И что в Лангсорде говорят о настоящей любви? — поддержала я разговор.

— Ничего романтического, — улыбнулся мой спутник. — Только то, что любовь подобна жестокому тирану, которому нужно подносить жертвы. И жертва есть наивысшее признание в искренности чувств.

— В таком случае вы точно столичный житель, — заключила я, припоминая то, что Демиург без конца повторяет о человечности.

— Я житель Квертинда, — совершенно серьёзно ответил он.

В темноте его глаза были почти одинаковыми, и только лунные блики отражались в зрачках. Перед нами возник лабиринт — не увядающий даже зимой, с плотной бархатной зеленью на своих стенках, присыпанных горками снега. С этой стороны зеленая изгородь имела прорехи — входы в путанные коридоры. Они же — выходы, потому что больше ни с одной другой стороны плотная стена не прерывалась.