— Я не трушу, — обиделась я, крепче сжимая бордовую рукоять. — Просто это… Это не честный бой.

— Честный бой, — рассмеялся Тать. — Да ты совсем ещё зеленая, да? — он почесал рыжеватую бороду. — Я тебе так скажу, Горст. В настоящем бою ты не можешь быть честным или нечестным. Это тебе не дуэли аристократов. Ты либо убийца, либо убитый, ясно? Одно из двух.

— Он не может быть убийцей, — кивнул я не бычка, не соглашаясь с утверждением.

— Он родился, чтобы быть убитым, — хлопнул крышкой портсигара Тать. — А ты рождена для другого.

Я вздохнула. Уточнять у Татя для чего, по его мнению, я родилась, не стала. Каждый раз, когда я приходила в Орден Крона, находился кто-то, кто стремился мне любезно сообщить о том, как важна я для истории Квертинда и великой борьбы против угнетения. И в каждом убеждении было столько искренности, веры в меня и идею, что я ни разу не решилась спорить. Юна Горст стала таким же неотъемлемым символом проклятого Ордена, как и сам Господин Демиург.

— Скоро стемнеет, — поторопил Тать, чавкая за спиной. — Да и господин уже заждался.

— Прости меня, ладно? — прошептала я в висящее ухо телёнка.

Нащупала бьющуюся жилку на шее. Зажмурилась, вспоминая арахнокота и домика Чахи, но потом открыла глаза. Смотреть в лицо нужно не только опасности, но и ответственности. Я должна видеть, как убиваю. Чтобы не превратиться в слепого палача.

Лезвие Кааса прижалось к горлу животного, и я с рассчитанным усилием резанула по толстой коже. Бычок замычал, забился, оттолкнув меня от себя и разбрызгивая кровь по всему коровнику. Его вой подхватили другие, ещё целые дойные коровы, которые никак не могли нас видеть в закрытом загоне.

Я отскочила к воротам, чтобы не попасть под смертельный танец несчастной жертвы, и чуть не зарезала Татя, когда он хлопнул меня по плечу.

— Отлично, — похвалил наёмник. — Одним росчерком и кожу, и вены. Даже оглушать не пришлось.

Огромная туша дёрнулась, прочертив дорожку алых брызг, взмахнула обезумевшей от ужаса мордой, врезалась в стену и упала на бок. Я потёрла паука на шее. Бычок ещё дрыгался, но это были предсмертные конвульсии. Под головой со спиленными рогами мгновенно натекла лужа крови. Едкий, приторный запах наполнил помещение. Я облизала губы, ожидая ощутить металлический привкус. Но язык прошёлся по сухой коже с корочками, и я откусила торчащий лоскут. Плюнула на пол, вытерла нос рукавом.

К умирающему животному моментально подбежали люди в передниках — погонщики или мясники, заметить я не успела. Тать развернул меня к выходу, сжал одной рукой плечи.