— Это не мои методы, — я заглянула в очередной тупик, надеясь найти ориентир, но картина не изменилась. — Обычно я стреляю в голову или режу глотку Каасом.

— Каас Брин, — сразу же вспомнил Демиург. — Обиженный на мир стязатель. Мальчишка, едва не загубивший тебя из-за своего горячей влюблённости.

— Не говорите так о нём, — предупредила я.

От следующего поворота я оторопела и даже тихо ухнула. Мы оказались на небольшой открыткой площадке с низкой башенкой в середине. Той самой, которая была видна из-за стен лабиринта.

— А как ещё о нём говорить? — пожал плечами мужчина. — Неразумный, мстительный и смелый до нелепости мальчишка. Он должен был соблазнить тебя и привести в Орден, в итоге сам превратился во влюблённого идиота. Из помощника он стал угрозой, и я не видел иного способа устранения.

— Не смейте, — мгновенно разозлилась я. — Не смейте говорить о Каасе в таком тоне. Вы не знали его так, как я! Вы!.. — я открыла рот от внезапной догадки. — Это вы приказали ему идти на Сомнидракотуль вдвоём со мной? — рассмеялась диким, невесёлым смехом. — О, ну конечно. Жизнь Кааса была в опасности в любом случае, и это он шёл туда за смертью, а не Джер. Вы использовали его как щит, как разменную монету, подставили!

— Но это не я его пристрелил, — спокойно заметил Демиург.

Ярость полыхнула во мне привычным жаром, и я хватанула ледяного воздуха. Кинула взгляд на башню, из которой пахнуло амброй. Сжала кулаки и посчитала вдохи. Нужно успокоиться. Мы пришли сюда за секретами Иверийцев, а Каас… Секреты Кааса должны покоится вместе с ним. Они были для меня гораздо священнее, чем тайны династии правителей.

— Я даже ментору не позволяю говорить о Каасе, — процедила сквозь зубы, надеясь, что разговор на этом будет исчерпан.

Мне хотелось многое сказать, но я сдержалась.

— Правда? — неискренне удивился Демиург и подошёл ближе. — А ты многое позволяешь своему ментору, Юна?

Он погладил пальцем мою щёку, стряхнул снежинки с волос.

— Больше, чем вам, — соврала я, отстраняясь, и закончила уже без намёков: — Я не хочу говорить больше ни о Каасе, ни о Джере, — и добавила на манер Татя. — Ясно?

— Вот она, твоя человечность, Юна, — Демиург улыбнулся тепло, заглянул в глаза. — Тебя так легко разозлить, едва надавив на чувствительные точки. Огрызаешься и защищаешь границы, за которые не хочешь меня пускать.

— Если вам не указать на ваше место, вы так и будете лезть в душу, — я выдержала его взгляд.

— Ты указываешь мне на свои слабости, — он стянул перчатки, обнажив унизанные перстнями руки. — И становишься лёгкой марионеткой.