Его брат последовал за ним, но я успела схватить тёмного Оуренского за рукав.

— Артур, — позвала я.

И замешкалась. Не знаю, зачем я это сделала… Будто мне хотелось оправдаться перед ним, найти одобрение или утешение. Я знала, что оба Оуренских не станут со мной связываться, но зелёный тиаль Ревда на груди Артура всегда делал его как-то… роднее. Мне не за что было извиняться, но хотелось сгладить впечатление от прерванной дуэли.

— Возможно, Куиджи не должен был вмешиваться, — попыталась я защитить друга. — Знаю, что для вас важны правила и все эти громкие слова о чести, но…

— Это не Куиджи, Юна, — он не пытался сбежать. — А ты. Последствия твоего влияния.

— Куиджи защищал друга, ясно? — огрызнулась я. — И спас ему жизнь. Это его решение, не моё.

— Больше не позволяй ему решать, — Артур всё-таки отошёл. — Никому из них. Иначе мой брат окажется прав. Вы плохо кончите.

Он сделал несколько шагов задом, выдерживая мой взгляд, потом развернулся и перешел на бег, догоняя друзей. Я задумчиво смотрела ему вслед. Артур когда-то был моим учителем, но сейчас он мыслил как… как аристократ, привыкший брать не себя слишком многое. Привыкший следовать написанным правилам. Легко делать выбор, когда он лежит между честью и бесчестием. Или даже между честью и собственной жизнью. Но когда приходится выбирать между честью и преданностью, всё не так очевидно. Наградой за сложный выбор Куиджи стала жизнь его друга. Разве это не стоило того, чтобы вмешаться?..

— Это мой позог’, - раздалось сзади. — Я единственный мужчина и опозог’ил честь семьи. Такое унижение…

Ментальный маг смотрел перед собой, словно и сам был в трансе. Я ругнулась, но, к счастью, к нему вприпрыжку подбежал Комдор с совершенно безумным взглядом.

— Я твоя семья, псих, — он сжал щуплое тело в объятиях. — Ты защитил меня. Ты спас меня.

Возникший рядом Мон молча развернул моё лицо, всмотрелся в ушибленную скулу. Щека привычно зачесалась от магии Девейны, когда целитель приступил к лечению.

— Ну хватит, — недовольно дёрнула я головой. — Так заживёт.

Я не сомневалась, что поступила правильно, но не могла не думать о Лониме и словах Оуренского. Эти трое были примером дружбы — сильные, достойные друг друга, честолюбивые и амбициозные. Мне бы хотелось стоять с ними плечом к плечу, быть среди лучших, но…

Говорят, что друзей, в отличие от семьи, можно выбрать. Я не выбирала банду изгоев. Ни один из них не был героем — трусливые, жалкие, беспомощные и растерянные. С глупыми идеями, смешными принципами и святой верой в справедливость. Они шли за мной, как слепые котята, даже не представляя, куда я их веду. Хуже всего то, что я и сама не знала. Но по дороге мы громили всё, что оказывалось на нашем пути, ломали преграды и дрались — не за честь, нет! — друг за друга. Кем бы не были эти парни — они были для меня не друзьями, а единственной семьёй. Той самой, которую не выбирают. И я собиралась защищать семью, чтобы потом не пришлось за неё мстить.