— Он не умеет любить, Юна, — она неспешно прошла через всю комнату к маленькому столику в дальнем углу.

— Я знаю, — неохотно процедила я. — Каас сам говорил мне об этом. Это не ваше дело.

Я даже не удивилась тому, как быстро она нарушила свою клятву. По какой-то причине эта женщина откровенничала со мной, но мне было неясно, почему она ждёт взаимности. Мне совсем не хотелось разговаривать, тем более на такие глупые темы.

Элигия развернулась, качнув бедром, и очень удачно встала под свет канделябра. Жемчужное колье на её шее заиграло перламутром, добавляя своей хозяйке особой загадочности. Вряд ли она задумывалась над своими движениями — скорее, она жила в своём изяществе. Я подумала, что эта леди из тех, кто красив даже во сне и в болезни. Красив такой нарочной, явной прелестью, что сама лезет в глаза. Привлекательность Элигии была столь напористой, что от неё, как и от убого уродства, невозможно было отвести глаз. Странное сходство человеческой красоты и безобразия в том, что смотреть на то и на другое напрямую всегда стыдно. Приходится прилагать усилия, чтобы не взглянуть лишний раз. Сейчас, по крайней мере, мне стоило некоторых усилий рассматривать чернильницу, оставленную ломбардийцем, хотя интереса она не представляла. Но боковым зрением я всё же заметила, что Элигия выжидает, будто надеясь на то, что я сама продолжу беседу.

— Я раньше трахалась с пятью мужиками в день, а теперь пою благочестивые песнопения в храме Девейны, — заявила она, перебирая янтарные леденцы в прозрачной вазе. — Потому что неожиданно мне стала интересна душа. Не только моя собственная.

Я чуть не поперхнулась слюной, но вовремя откашлялась. Леденцы звучно перекатывались под её пальцами, как мелкие морские камешки. Женщина подцепила конфетку и положила её на кончик языка, который моментально исчез за очерченными губами. К чему мне это знать? Что она задумала? Хочет спровоцировать меня на осуждение или на одобрение? Остановить от побега с Каасом? Намеренно вызвать раздражение?

— В каждом есть светлые и тёмные стороны, — я прочистила горло, стараясь выглядеть как можно равнодушнее.

— Они перемешаны, — конфета противно стучала о её зубы. — Ты получаешь не то, чего заслуживаешь, а то, что сама берёшь. И зачастую выбор продиктован не логикой, как тебе хотелось бы думать, а женским капризом. Желанием, если хочешь. Тебе нужно понять это о себе.

— Я не капризная леди. Даже не госпожа Горст, какой, возможно, была моя мать. И я здесь не за тем, чтобы обсуждать дамские слабости.

Я повернулась, намереваясь уйти.