В других местах Ладони повитухи называли «сорочку» знаком доброй удачи удачи. Говорили, что родившимся в ней детям уготована жизнь, благословленная Триадой.

Здесь, на далеких южных границах полуострова, в этих диких краях у подножия гор, существовали другие учения, другое знание. Здесь древние обряды уходили глубже, дальше в прошлое, передавались из рук в руки, из уст в уста от своего зарождения много веков назад. В горах Чертандо не считали, что ребенок, родившийся в «сорочке», защищен от гибели в море, и не полагали наивно, что он обречен на удачу.

Он был отмечен для участия в битве.

В этой битве, которая происходила каждый год в первую ночь Поста, знаменующую начало весны и начало всего года. В битве, что велась в полях и за поля, за еще не взошедшие ростки, которые были надеждой и жизнью, за обещание обновления земли. В битве за тех, кто жил в больших городах, кто был отрезан от правды земли, не ведая о подобных вещах, и за всех здешних обитателей Чертандо, что прятались за своими стенами, умея лишь молиться и бояться ночных звуков, которые, возможно, издают воскресшие мертвецы.

Кто-то тронул Элену за плечо. Она обернулась и встретила вопросительный взгляд Маттио. Элена покачала головой и одной рукой отбросила за спину волосы.

– Пока ничего, – сказала она.

Маттио молчал, но в бледном лунном свете его глаза мрачно горели над пышной черной бородой. Он сжал ее плечо, скорее по привычке подбадривать, чем с какой-то иной целью, потом снова вернулся в дом.

Элена смотрела, как он уходит тяжелой поступью, надежный, все умеющий. Через открытую дверь она увидела, как он снова сел за длинный деревянный стол напротив Донара. Она несколько секунд смотрела на них обоих и думала о Верзаре, о любви и желании.

Потом снова отвернулась и стала смотреть в ночь, в сторону мрачной громады замка, в тени которого провела всю свою жизнь. Неожиданно она почувствовала себя старой, гораздо старше своих лет. У нее было двое маленьких детей, которые сегодня ночевали у ее матери и отца, в одном из этих запертых домов, где не горел огонь. А муж ее спал на погребальном поле – одна из многих жертв ужасной прошлогодней битвы, когда число Иных, казалось, возросло как никогда прежде, и они злобно торжествовали победу.

Верзар умер через несколько дней после поражения, как умирали все жертвы ночных боев.

Те, которых в битвах ночи Поста коснулась смерть, не погибали на поле. Они чувствовали это холодное, последнее прикосновение к своей душе – словно ледяной палец у сердца, как сказал ей Верзар, – и возвращались домой, спали, просыпались и ходили еще день, или неделю, или месяц, прежде чем уступить той силе, которая требовала их к себе.