Барбадиор вскрикнул, звук получился жидким, булькающим. Солдат резко покачнулся на своем коне, меч выпал из его руки. Он поднес одну руку ко рту странно детским жестом. Затем, подобно медленно падающему горному дереву, боком соскользнул с седла и упал на землю.
Дэвин уже успел выдернуть свой меч.
Развернув коня почти на месте, он огляделся в поисках противников. Но никого не было. Алессан и остальные опередили его и дрались с наемниками, оттесняя их к востоку, навстречу группе Дукаса и Аркина.
Все почти кончено, понял Дэвин. Ему нечего больше делать. Со сложной смесью чувств, которые даже не пытался сейчас понять, он наблюдал за тем, как трижды поднялся и опустился клинок принца, и увидел, как погибли три барбадиора. Один за другим шесть факелов упали на землю, и их затоптали. А потом – всего через несколько мгновений после того, как они въехали в ущелье, как показалось Дэвину, – последний из барбадиоров был повержен и зарублен.
Именно тогда он увидел то, что осталось от Охотника, и осознал, как тот был молод. Тело растоптали в схватке, и вид его был ужасен. Оно лежало скрученное, неестественно распластанное. Лицо почему-то не пострадало, хотя для Дэвина, глядящего сверху, это оказалось самым худшим. Две стрелы все еще торчали из детского тела, древко одной из них сломалось.
Дэвин отвернулся. Погладил коня, подаренного Альенор, и что-то прошептал ему. Потом заставил себя отъехать назад, к тому человеку, которого убил. Это не то же самое, что спящий солдат на конюшне у Ньеволе. Не то же самое, сказал он себе. Это был открытый бой, и барбадиор был вооружен, носил латы и размахивал своим тяжелым мечом, стремясь отнять у Дэвина жизнь. У Дэвина не было никаких иллюзий относительно того, какой была бы их судьба, если бы барбадиоры и Охотник настигли его, Алессана и Эрлейна одних в этой глуши.
Это не то же самое, что произошло на конюшне. Он снова повторил это себе, и постепенно до него дошла призрачная, сбивающая с толку тишина, которая опустилась на ущелье. Все еще дул ветер, такой же холодный, как и прежде. Он поднял взгляд и с опозданием увидел, что Алессан незаметно подъехал к нему и тоже смотрит вниз, на человека, которого убил Дэвин. Оба коня били копытами и храпели, возбужденные яростью только что завершившейся схватки и запахом крови.
– Дэвин, поверь, мне очень жаль, – тихо пробормотал Алессан, чтобы никто другой не услышал. – Труднее всего в первый раз, а я не дал тебе времени приготовиться.
Дэвин покачал головой. Он чувствовал себя опустошенным, почти оцепеневшим.