Что-то лежало на полу у ее ног. Она протянула руку и подняла рыжий занавес густых волос. Все произошло так быстро, что у нее не было времени осознать, что с ней сделали.

– Катриана, мне так жаль, – снова прошептала Алаис. В ее голосе звучало искреннее огорчение.

Катриана покачала головой:

– Пустяки, это совершенные пустяки, – ответила она. Говорить было трудно. – Всего лишь тщеславие. Какое это имеет значение? – Кажется, она плакала. Ребра ужасно болели. Она подняла руку и прикоснулась к тому, что осталось от ее волос. Потом немного повернулась на полу, за прилавком, и устало уткнулась головой в плечо Алаис. Та подняла руки и обняла плачущую Катриану, крепко прижав к себе.

По другую сторону прилавка старуха немелодично мурлыкала себе под нос, складывая и перебирая ткани самых разных цветов и различного качества при тусклом вечернем свете, проникающем с улицы, в квартале, где наклонившиеся дома почти закрывали солнце.

Баэрд лежал в теплой темноте у реки и вспоминал, как было холодно, когда он сидел здесь в прошлый раз, вместе с Дэвином ожидая в вечерних сумерках, пока к ним приплывет Катриана. Он оторвался от преследователей уже давно. Баэрд очень хорошо знал Тригию. Они с Алессаном прожили здесь больше года после возвращения из Квилеи, справедливо посчитав эту глухую горную провинцию подходящим местом для того, чтобы отыскать здесь первые искры и постепенно раздуть пламя восстания.

Они искали главным образом одного человека, но так его и не нашли, – капитана, принимавшего участие в обороне Борифорта. Зато они нашли многих других, поговорили с ними и вовлекли их в свое дело. Они еще много раз возвращались сюда за эти годы, в сам город и в горы его дистрады, и находили в простой, грубой жизни этой провинции силу и ясную прямоту, которая помогала им обоим идти, ужасно медленно, по извилистым, окольным тропам их жизни.

Баэрд знал лабиринт городских улиц несравненно лучше, чем барбадиоры, живущие в своих бараках. Знал, через какие дома можно быстро перелезть, какие крыши выходят на другие крыши, а какие заканчиваются опасными тупиками. При той жизни, которую они вели, было важно знать подобные вещи.

От рынка он побежал на юг, потом на восток, потом вскарабкался на крышу «Пастушьего посоха», их старой таверны, используя наклонный навес над поленницей дров как трамплин. Он помнил, как много лет назад сделал то же самое, удирая от ночной стражи после комендантского часа. Низко пригибаясь, он быстро пересек две крыши, потом ползком перебрался на противоположную сторону улицы по одному из ветхих крытых мостиков, соединяющему два дома. За спиной он слышал шум погони, которая очень быстро отстала, задерживаемая всякими случайными препятствиями. Он догадывался, что это были за препятствия: тележка молочника, у которой соскочило колесо, быстро собравшаяся вокруг двух ссорящихся на улице мужчин толпа, бочка вина, разлитая, когда ее катили в таверну. Он знал Тригию, а это означало, что он знал характер ее жителей.