Послышался шорох, слишком тихий, чтобы насторожить его, в листве дерева за его спиной. Через секунду запела триала. Он слушал ее песню и журчание воды в одиночестве, чувствуя себя в темноте как дома, мужчина, чей характер сформировала и определила его потребность к уединению и молчаливой игре воспоминаний.

По случайности его отец тоже слушал эти звуки возле Дейзы в ночь перед тем, как был убит.

Вскоре с берега реки, немного западнее, послышался крик совы. Баэрд тихо ухнул в ответ, оборвав песню триалы. Бесшумно подошел Сандре, трава под его ногами почти не шевелилась. Опустился на корточки, потом сел, тихонько кряхтя. Они посмотрели друг на друга.

– Катриана? – прошептал Баэрд.

– Я не знаю. Но ее не поймали, как мне кажется. Я бы услышал. Я слонялся по площади и вокруг нее. Видел, как вернулись стражники. Человек, которого ты ударил, в порядке. После они над ним смеялись. Думаю, последствий не будет.

Баэрд медленно расслабил напряженные мускулы. И сказал небрежным тоном:

– Иногда я бываю очень большим глупцом, ты заметил?

– Не заметил. Когда-нибудь тебе придется мне об этом рассказать. Кто тот необъятный толстяк, который ко мне приходил?

– Тремазо. Он с нами уже давно. Мы использовали его склад на чердаке для встреч, когда жили здесь, и после.

Сандре проворчал:

– Он подошел ко мне возле гостиницы и предложил купить настойку, которая сделает моей любую женщину или мальчика, каких я только пожелаю.

Баэрд невольно улыбнулся:

– Слухи о привычках карду опережают тебя.

– Очевидно. – Белые зубы Сандре сверкнули в темноте. – Имей в виду, цена была подходящей. Я купил два флакона.

Тихо смеясь, Баэрд испытал странное ощущение, словно сердце его потянулось к сидящему рядом с ним человеку. Он вспомнил Сандре в ту ночь, когда они встретились, когда все планы его старости рухнули, когда пришел жестокий конец всей семьи Сандрени. В ту ночь, которая закончилась только тогда, когда герцог воспользовался своей магией, чтобы проникнуть в подземелья Альберико и убить собственного сына. Томассо. «Любую женщину или мальчика, каких я только пожелаю».

Баэрд почувствовал смирение, внушенное силой духа сидящего рядом старика. Ни разу за полгода тяжелых переездов по зимним разбитым дорогам в жгучий холод Сандре не произнес ни слова жалобы, ни одной просьбы остановиться или сбавить темп. Ни разу не уклонился от задания, не выказал усталости или нежелания подниматься в предрассветной сырости в дорогу. Ни разу не дал воли ярости или горю, которые, несомненно, душили его при каждом известии о новых жертвах, казненных на колесах смерти в Астибаре. Он подарил им все, что имел: знание Ладони, мира и особенно – Альберико; накопленный в течение всей жизни опыт лидерства и хитрости – без ограничений, ничего не утаивая, не проявляя при этом никакого высокомерия.