– Как? – пробормотал он, почти про себя.

– Он лишает их сил своими чарами, – произнес голос Эрлейна справа от него. Дэвин оглянулся. – Таким же образом они победили нас много лет назад. Я чувствую, как Альберико пытается защитить солдат, но думаю, Сандре прав: барбадиор слабеет на глазах.

Баэрд и Ровиго быстро подошли к ним, покинув то место, откуда только что смотрели вниз.

– Алессан? – произнес Баэрд. Только имя, больше ничего.

Принц обернулся и посмотрел на него.

– Я знаю, – сказал он. – Мы только что подумали о том же. Кажется, пора. Кажется, час настал. – Он еще мгновение удерживал взгляд Баэрда; оба они молчали. Затем Алессан отвернулся от друга всей своей жизни и посмотрел на троих чародеев.

– Эрлейн, – тихо сказал он. – Ты знаешь, что нужно делать.

– Знаю, – ответил тот. Он колебался. – Молитесь Триаде, чтобы она благословила нас троих. Всех нас.

– Что бы вы ни собирались делать, вам лучше поспешить, – напрямик заявил Дукас. – Центр барбадиоров начинает уступать.

– Мы в ваших руках, – сказал Алессан Эрлейну. Казалось, он хотел прибавить что-то еще, но промолчал. Эрлейн повернулся к Сандре и Сертино, и они подошли к нему поближе. Все остальные немного отступили назад, чтобы оставить их одних.

– Связь! – произнес Эрлейн ди Сенцио.

Альберико Барбадиорский провел утро на равнине, в тылу своей армии, но очень близко к солдатам, потому что расстояние имело большое значение в магии. Он спрашивал себя, не покинули ли его боги Империи. Даже чернорогий бог колдунов и Ночная Королева-Всадница. Его мысли, когда он мог их членораздельно сформулировать под непрерывным напором игратянина, молотом обрушивающимся на его мозг, были черными от предчувствия поражения. Ему казалось, что его сердце наполняется пеплом, который поднимается к горлу и душит его.

Когда-то все казалось таким простым. Необходимо было лишь планирование, терпение и дисциплина, а если он и обладал какими-то качествами и достоинствами, то именно этими. Двадцать лет он использовал здесь эти качества, поставив их на службу своему честолюбию.

Но сейчас, когда безжалостное бронзовое солнце достигло зенита, перевалило за него и начало спускаться к морю, Альберико окончательно понял, что был прав в начале и ошибся в конце. Завоевание всей Ладони никогда не имело значения, но потеря ее означала потерю всего. В том числе и собственной жизни. Потому что некуда было бежать, негде спрятаться.

Игратянин обладал жестокой, поразительной мощью. Альберико это знал, он всегда это знал. Он боялся этого человека не так, как боится трус, но как тот, кто трезво оценил возможности противника и точно их себе представляет.