— Таким образом, я подтверждаю договор, — закончил Гавиал. — А теперь вперёд, Палач! У нас есть пепельный мальчишка, слишком долго топчущий эту землю. И желание его убить, ха-ха-ха!

— Мы всё слышали, Джон, — раздался громкий голос, идущий словно со всех сторон. — Можешь заканчивать этот фарс.

Словно упаковка, сантиметр за сантиметров открывающая взгляду своё содержимое, трактир вокруг нас начал преображаться. Будто огромная иллюзия постепенно спадала, обнажая истину. А именно — заполонивших весь зал людей. Они стояли на лестнице, сидели за соседними столиками, глазели за стойкой возле кухни, высовывали головы из окон, где-то на улице оказался экран, передававший изображение, на котором красовались я и Гавиал. Позади очутился Орфан, пару раз похлопав меня по плечу. Старик застыл, как изваяние. Его глаза выстрелили в одну сторону, в другую, всюду встречая только одно.

Осуждение.

Бесконечное, безграничное презрение. Сегодня целый город стал свидетелем признания, прозвучавшего из уст идиота, думавшего, что перехитрил судьбу. Только я тот ещё проныра, так просто не обманешь. Что ж, теперь осталось самое меньшее.

— Вы все идиоты! — заорал Гавиал, вскакивая. — Ваш господин мерзкий убийца! Он безжалостно умертвил целую семью госпожи Эранды! Она же здесь, верно? Скажи им!

— Её сегодня не будет, — вдруг вышла из общей толпы женщина с седыми волосами. — Но буду я, Гавиал. Помнишь меня?

— М… Мисс Миа?! — задрожал старик. — Но вы мертвы! Вы должны быть мертвы!!!

— Как видишь, реальность часто бывает разочаровывающей, — с улыбкой, несущей в себе ненависть, сказала неожиданная гостья. — Орфан поступил так, как велело его сердце. Он сохранил мне жизнь… И жизнь моей дочери. Не тебе его судить, растлитель детей!

— Н-нет… — упал на задницу Гавиал, схватившись за голову. Длинные ногти впились в черепушку до крови.

— Джон, — кивнул мне пепельноголовый. — Финальный штрих.

Ха, меня дважды просить не надо.

— Гавиал, ты же так много разглагольствовал на тему того, как Палач пожирает души, — хохотнул я, поднимаясь из-за стола и подходя к старику. Тот очухался, попятился, но упёрся в немую стену из множества людей. — Ты легко пошёл на столь жуткие вещи, не задаваясь ни единым вопросом морали… Что ж, я подарю тебе то, чего ты хотел для своего народа.

А вот теперь я улыбнулся так, как улыбаюсь только мразям, одним лишь своим существованием отравляющим мир. И Гавиал, как и все до него, как и все после него, посмотрел мне в глаза. В бездну, затягивающую в себя. Откуда нет возврата, куда не проникают ни свет, ни тьма. Вечное ничто, вечная пустота. И он узрел — страх, сковывающий не только тело, но и душу. Первобытный испуг, который охватывает грешников перед отправкой в Ад. Только к Гене ты не попадёшь, ублюдок.