Существо, которое он увидел, было точно такое, как примстилось когда-то на кладбище: почти антропоморфное туманное тело, почти волчья туманная голова. Только не огромное, не до самого неба, а вполне совместимое с человеческими масштабами, максимум метров пять.

Долго смотрел, потому что в жизни не видел такой красотищи; то есть как раз получается, видел, но вштыривает, как в первый раз.

Пока любовался, концепция снова сменилась. Он так решил: ладно, даже если себя я выдумал, этот красавец есть и всегда, получается, был. Город, воплотившийся в песьеглавца и заговоривший человеческим голосом специально чтобы выписать мне люлей! Даже если это галлюцинация, всё равно такая шикарная, что ради её повторения можно ещё пожить.

Наконец сказал:

– Не серчай. Я, понимаешь, с горя немного спятил. Решил, что просто всё выдумал – наши с тобой разговоры, игры, дела. А на самом деле, ты – населённый пункт с улицами и домами, как все нормальные города. Но раз ты есть – вот такой, значит я буду тоже. Даже не подумаю умирать.

– Ты не «немного спятил», а на всю голову долбанулся, – огрызнулся город. И добавил обиженно: – Сам ты населённый пункт! Только утром вместе в твоём саду сидели в обнимку, нормально всё было, и вдруг! Я что, теперь всегда должен ходить за тобой в таком виде и говорить человеческим голосом? Мне, между прочим, трудно! Это как человеку на турнике кувыркаться, одновременно петь песню и книжку читать.

– Можно что-то одно. Или говорить, или выглядеть. И не всегда, а изредка. Особенно прямо сейчас! Я, понимаешь, должен был превратиться в демона девятого ноября. Но, сам видишь, не превратился. И перестал в себя верить. И в тебя за компанию. Кризис веры – это полный трындец, если честно. Давай будем меня спасать.

– Тоже мне горе, – вздохнул песьеглавец. – Подумаешь, не девятого. Значит, превратишься потом. Ты же всё время куда-то опаздываешь! И заказы вечно задерживаешь. Пару раз, было дело, почти на год. Люди с тобой не ссорятся, опасаются, чуют, что ты волшебное существо. Но знал бы ты, как они за глаза тебя матерят!

Он так смеялся, что брызнули слёзы. И это было почти так же утешительно, как взаправду рыдать.

Сказал:

– Слушай, пошли, что ли, выпьем. Наклюкаться – мой единственный шанс поспать. Если тебе очень трудно, можешь никак не выглядеть. Главное, человеческим голосом со мной говори.

– Хитрый какой. Как «выпьем», так сразу «можешь не выглядеть»! Нет уж, будешь со мной делиться. У меня теперь, наверное, тоже кризис. «Полный трындец», говоришь? Точно он!

* * *

Это был воистину великий загул, причём от слова «гулять». Ногами. Чёрт знает сколько километров за ночь прошли. По дороге грабили винные лавки – город настежь распахивал двери, говорил: «Здесь всё моё, не стесняйся, бери».