Взревев от боли, я опустился на колени. Я не мог, не мог выносить происходящего. Меня разрывало, по лицу текли слезы – не смея оторваться от счастья, я прижимал ее тело к себе.
Взревев от боли, я опустился на колени. Я не мог, не мог выносить происходящего. Меня разрывало, по лицу текли слезы – не смея оторваться от счастья, я прижимал ее тело к себе.
– Пошли прочь! – прокричал я в отчаянии, ощутив приближение ferus. – Не смейте! Не смейте к ней подходить!
Пошли прочь! – прокричал я в отчаянии, ощутив приближение ferus. – Не смейте! Не смейте к ней подходить!
– Ты знал, на что шел, связавшись с ней. – Боль моя разрослась в разы от холодных слов Иллариона.
Ты знал, на что шел, связавшись с ней. – Боль моя разрослась в разы от холодных слов Иллариона.
– Убирайся… – процедил я со злостью, понимая, что начал трансформацию. – Убирайся сейчас же, немедля!
Убирайся… – процедил я со злостью, понимая, что начал трансформацию. – Убирайся сейчас же, немедля!
Бояться мне было нечего: единственное, что когда-либо мог, я потерял только что, а своя жизнь не имела более ценности.
Бояться мне было нечего: единственное, что когда-либо мог, я потерял только что, а своя жизнь не имела более ценности.
– Только не делай глупостей. – Илларион остановился, так до нас и не дойдя. Тогда мне казалось, что бывший друг беспокоится за себя. Я даже получал удовольствие, представляя, насколько же сильно я обезобразился, что смог напугать лидера ferus.
Только не делай глупостей. – Илларион остановился, так до нас и не дойдя.
Тогда мне казалось, что бывший друг беспокоится за себя. Я даже получал удовольствие, представляя, насколько же сильно я обезобразился, что смог напугать лидера ferus
Он отошел, даруя возможность с ней попрощаться. Незаметным образом исчезли остальные. Меня же ждало подзабытое, но такое знакомое одиночество…
Он отошел, даруя возможность с ней попрощаться. Незаметным образом исчезли остальные. Меня же ждало подзабытое, но такое знакомое одиночество…
Почему я пишу об этом и в таких животрепещущих тонах – хочу сохранить память о Миле, рассказать, каких жертв она была достойна, и какие чувства во мне пробуждала. Пускай прочтут единицы, но они узнают, какой исключительной храбростью она обладала, силы духа была полна и сколь живительным огнем горела. Такой я ее увидел, такой полюбил, и такой она осталась для меня навсегда.
Почему я пишу об этом и в таких животрепещущих тонах – хочу сохранить память о Миле, рассказать, каких жертв она была достойна, и какие чувства во мне пробуждала. Пускай прочтут единицы, но они узнают, какой исключительной храбростью она обладала, силы духа была полна и сколь живительным огнем горела. Такой я ее увидел, такой полюбил, и такой она осталась для меня навсегда.