Хозяйка переложила диск на стойку, взглянула на Бейла, а потом нежно коснулась самого края листка кончиком пальца. Весь листок немедленно сделался матово-черным.

– Видел? – спросила она.

– Ага.

– Остаток демонстрации проводить или вернуть тебе десятку и отпустить? Я обычно таких предложений не делаю, только выглядишь ты уж очень жалко.

– Продолжай уже.

Она вынула из футляра второй диск и подошла к витринному баку, вставила диск в дверь и выдвинула его на самую середину витрины с помощью скелетоподобного манипулятора. Когда ветер начал крепнуть, манипулятор задрожал.

– Слушай, – сказала хозяйка. – Как ты должен знать, под воздействием ветра материал ведет себя иначе. В безветрие чувствительность ботинок максимальная. Другие НКЗ можно потрогать, и они удержат цвет. Но не золотые. Одно прикосновение к подошве, как я тебе показала, и весь ботинок чернеет. Это в безветрие. На ветру молекулярная структура меняется. – Она поиграла с настройками витрины, добавила к ветру щебня и позволила ему осыпать диск, потом отключила ветер и достала диск, осторожно передав его Бейлу. Металл покрылся глубокими вмятинами, но листок в центре оставался первозданно-золотым, гладким как линза.

Бейл мазнул кончиком пальца по листку. Тот немедленно почернел.

– Как я уже говорила, – сказала хозяйка, – они – лучшие. Я не возвращаю деньги из-за нечаянного прикосновения. Можно их застраховать, но это не окупится. Все еще заинтересован?

– Ты ему именно такие продала?

Она сбросила мертвые диски в огнеурну и кивнула.

– А раньше его видела?

Она показала ему коробку.

– Покупать будете, мистер Бейл?

– Буду. Он в придачу к ним еще что-то брал?

– Тогда двести восемьдесят. Он взял костюм. Сказал, что несколько лет не был в Потоке. Но костюм взял быстрый и точно знал, что ему надо, – какие плавники и срезаки.

– А в витрине он костюм опробовал?

– Нет. Сказал, будто уверен, что все припомнит сам. Ты тоже костюм ищешь?

– Он твердыми заплатил, да? Без пластежки. Ты деньги в банк уже отнесла?

– Это законно. Ты из Пакса?