Должно быть, их все-таки опоили. Пеллонхорк сделал это, чтобы никто не мешал его замыслу.

Я двинулся посередине прохода, чувствуя сильную тревогу. Мне очень хотелось разбудить их всех криком, и в то же время хотелось уползти прочь. Но я не делал ни того ни другого, а вместо этого считал свои вдохи. Когда я приблизился к храпящему, он медленно повернулся ко мне и что-то пробормотал на почти-языке говорящих во сне. Не думая, я перестал считать и сказал:

– Что?

Он отвернул голову и пробормотал что-то еще. Слов все еще было не разобрать. Я осторожно коснулся плеча спящего, чтобы разбудить его, надеясь разобраться, что же здесь происходит, – и резко отдернул руку.

Ладонь у меня была мокрая, а пальцы липкие. Он вздрогнул, повернулся, и у него на шее запузырилась кровь, а потом он испустил долгий булькающий выдох, показавшийся мне бесконечным.

Я отшатнулся и упал, едва сдержав крик. Горло мужчины было перерезано от уха до уха.

Я выполз из спальни на четвереньках и вслепую бросился, спотыкаясь и сдерживая тошноту, дальше по коридору к последнему помещению. К душевой.

Шум воды был оглушительным, и воздух заполняли горячие клубы пара. Я рыгал и думал только о зарезанном рабочем. Меня стошнило в раковину, после чего я смыл кровь с руки, ополоснул лицо, а потом провел ладонью по запотевшему стеклу и уставился на свое отражение. На мне крови больше не было, но сквозь пар я увидел, что стены густо измазаны красным, а на полу валяются окровавленные полотенца.

Кто-то еще делал то же самое, что и я. Кто-то еще смывал здесь кровь, и смывал, и смывал, и смывал.

Это сделал Лигат, сказал я себе. Только Лигат был на такое способен. Не Пеллонхорк. Я развернулся и бросился по коридору, прочь из казармы, захлопнул за собой дверь, а потом рухнул на землю и зарыдал.

Я вспоминал смерть родителей. Горло у меня сдавило так, что едва получалось дышать. Я пытался выдавить шепот, но не был способен даже на это. Ярко освещенный, лишенный теней ангар был почти невыносим после темноты в спальне, а тишина внушала ужас.

В конце концов я встал и подсчитал число кирпичей в доме и вычислил, сколько на него уйдет раствора и мрамора, и общий вес всего этого, а потом медленно пошел обратно.

– Алеф! Ты где был? Я тебя звал.

Я подавил вскрик. Это был Дрейм, он, как и в прошлый раз, выглядывал из окна, как будто время здесь стояло на месте. На мгновение я подумал, будто вообразил себе все, что видел в казарме рабочих. За плечом Дрейма неожиданно появилось еще одно лицо, но это была всего лишь самодовольно усмехающаяся Мадлен.