Пеллонхорк унаследовал безжалостность отца, но вдобавок научился тщательному планированию. И у него было кое-что еще – кое-что свое. Итану Дрейму хотелось только иметь больше. У его сына была конкретная цель.

Я в этом не сомневался. Она просматривалась в том, как Пеллонхорк без колебаний использовал своего отца против Лигата, а Лигата – против отца. Я такого не ожидал, и они тоже. Ни тот, ни другой не смогли прочитать Пеллонхорка, как и я. Но я ошибся, предполагая, что его цель – это власть и деньги. Все было не так.

Шли месяцы, а потом минул первый год правления Пеллонхорка. Мои чувства все еще были притуплены, зато мозг сделался острее, чем когда-либо.

На пути бизнеса постоянно вставали помехи, но серьезных среди них не было. То, что создало Пеллонхорка, создало и подражателей, но он был самым успешным, и к тому же то, что его породило, скорее всего, было уникальным совпадением исключительных элементов.

И я не слеп – и не был слеп – по отношению к тому, что являлся необходимой частью его замысла. Все держалось на моем уме. Раньше я обманывал себя, думая, что готовлюсь уничтожить его отца, а теперь говорил себе, что сдерживаю Пеллонхорка. Без моего влияния, убедил я себя, случилось бы невероятное кровопролитие.

Но в реальности, стоило мне на мгновение отвлечься от Этажа, я признавался себе, что боюсь своего друга больше, чем прежде боялся Итана Дрейма.

После того дня в особняке я никогда не говорил с ним о его отце и никогда не упоминал Лигата. Лигату не могло достаться легкой смерти, и было очевидно, что даже если Итан Дрейм не истек кровью там, где мы его оставили, Пеллонхорк обрушил на него давно ожидаемое возмездие за то, как ужасно он обращался с сыном.

Постепенно моя жизнь успокаивалась. Дружба с Пайревой становилась все крепче. Ей часто требовалась моя помощь, хотя обычно было ясно, что на самом деле она знает, что делать. Однажды мы ушли с работы вместе и тем же вечером переспали, а после стали все чаще встречаться за пределами Этажа. Наши отношения довольно быстро переросли из малозначимых для меня в очевидные для окружающих. Я, должно быть, оказался последним, кто осознал их подлинную глубину.

Все это время границы города подбирались к дому, который строил Итан Дрейм. В конце концов его накрыл городской щит, и Пеллонхорк переехал туда. Это событие освещалось по всей Песни и обозначило всесистемное признание его силы и влияния. Пеллонхорка называли успешным бизнесменом и предпринимателем. Обо мне тоже говорили – как о его неразлучном друге и партнере. Было и одно упоминание обо мне как о «сером кардинале», которое меня обеспокоило, и я сделал так, чтобы его убрали.