Воспротивиться Самсон не сумел бы, даже если бы пожелал: маска швырнула ему в лицо новые воспоминания. Вот Лес настаивает, чтобы он сделался погубителем, зовет убивать, требует крови, крови, крови… вначале крови людей, а после – крови Абиты. Вот все трое призывают его оставить целительство, не тратить волшебных сил на природу, на оживление посеянной Абитой кукурузы…

– Они кормятся бедами… черпают силы в горе людском, разве не видишь?

Перед глазами Самсона замелькали новые видения. Да, дикие донимали, мучили Абиту при всяком удобном случае: лишили ее и козла, и мужа, веселились, запугивая и терзая ее, утопили в колодце ее ведро, напустили на нее ядовитых змей с пауками…

Видение померкло, и Самсон вновь застонал.

– Ну, и кто же здесь, спрашивается, настоящие дьяволы?

– Зачем им понадобилось такое со мною творить?

– Это уже неважно. Тот, кем ты некогда был, погублен. Погублен навеки.

– Нет, важно. Зачем?

Мамунаппехт улыбнулся.

– Разве не очевидно? Дикие не желали и не желают делить эту великую землю ни с кем. Осмелившись помогать людям, ты пробудил в них ревность и злобу, а когда отказался прогонять людей прочь, не пошел против собственного естества… они изменили самую твою суть, – объяснил шаман, скорбно покачав головой. – Покарали ослушника, превратив его в дьявола… в сосуд для собственных демонов. С тех пор ты – их раб, Хобомок, владыка горя и смерти. С тех пор ты – мор и чума, война и раздоры. С тех пор ты обрекаешь на гибель все, к чему ни прикоснешься. Смотри сам! Смотри!

И Самсон смотрел, снова и снова смотрел, что показывает ему маска – как он истребляет, стирает с лица земли одно людское селение за другим. Он вспоминал, вспоминал, пока воспоминания не слились воедино, в нескончаемый мутный поток крови, смерти и воплей.

– Нет! Нет! – кричал Самсон, заглушая предсмертные крики.

Однако сбежать от всего этого он, как ни старался, не мог: маска удерживала на месте, внутри, не пускала наружу. Вскоре Самсон снова почувствовал их – демонов, насланных на него диким людом: теперь демоны тоже были здесь, рядом, в оленьем черепе, исполненные злобы и голода. Взглянуть на них Самсон не смел: казалось, стоит на это отважиться, и демоны овладеют им снова.

– Выпусти меня! Выпусти, освободи, умоляю!

– От маски я тебя, если хочешь, освобожу без труда, а вот от демонов освободить не смогу: их волшебства не одолеть даже мне. Они останутся с тобой, куда бы ты ни пошел. Сам знаешь: того, кем ты был в прошлом, назад уже не вернуть.

Самсон застонал.

– Скажи же, – продолжил хозяин пещеры, – тебе вправду хочется снова на волю? Хочется, чтоб я вернул тебя в лапы этих дьяволят, дикого люда? Неужто ты еще не сыт смертоубийством и кровью по горло? Неужто желаешь остаться навек их рабом, безучастно смотреть, как Пок-Уэджис вновь, вновь, вновь гонят тебя убивать? А как же та женщина? Та, женщина с фермы? Неужто ты равнодушен к ее судьбе? Неужто не любишь ее? А если любишь, зачем же с нею так поступать?