Откуда-то из дальних далей донесся ликующий хохот Мамунаппехта.

Самсон улыбнулся. Веки его словно бы налились свинцом. Закрыв глаза, он безмятежно поплыл в непроглядную тьму, тьму без конца и края.

«Покой… наконец-то… покой…»

Глава одиннадцатая

Глава одиннадцатая

В чувство Абиту привел разговор где-то неподалеку. Вокруг было темно, и ей не сразу удалось вспомнить, что она в шерифовом погребе, нередко служившем для содержания взятых под стражу, так как настоящей тюрьмы в Саттоне не имелось, но резкая боль в ноге разом напомнила обо всем.

«Нет, это не сон, не кошмар, исчезающий, как только проснешься, – подумалось ей. – Это все наяву. Меня осудят как ведьму, и вздернут как ведьму, а больше от жизни ждать нечего».

С этой мыслью Абита снова закрыла глаза. Уснуть бы опять да проснуться где-нибудь в другом месте…

Сунув руку в карман передника, она нащупала ожерелье из волосяных колец, стиснула его в ладони, точно ладонь матери, но как только собралась вытащить ожерелье, прижать мягкие пряди волос к щеке, в дверь постучали, и Абита поспешила спрятать единственную оставшуюся при ней драгоценность.

В замочной скважине заскрежетал ключ, и прочная дверь распахнулась настежь. Промозглый погреб озарил неяркий утренний свет. На пороге стоял шериф Питкин с перевязанным ухом.

– Абита, – вполне добродушно сказал он, – выходи. Выходи, позавтракаешь.

Абита попробовала встать, но тут же рухнула на пол: боль в ноге оказалась слишком сильна.

Шериф Питкин, подойдя к ней, подхватил ее и осторожно поднял.

– Ладно, мы полегоньку, без спешки. На ту ногу не наступай.

С этим он едва ли не на руках вынес Абиту наверх, в кухню, и усадил за стол, где ее дожидалась лепешка и чашка чая.

У задней двери, напружинившись, держа руку на эфесе шпаги, стоял уполномоченный Харлоу. Абита взглянула ему в глаза.

– Чего ты так боишься, Сэм? Думаешь, я тебя в жабу могу превратить?

Сэмюэл побледнел, словно именно так и думал.

Шериф, налив себе чаю, занял место напротив и кивнул на лепешку.