Все повернулись к дверям.

Снаружи донесся топот и лязг, и в зал, грохоча тяжелыми сапогами, вошли, расположились вдоль стен пятеро стражников. Следом за ними появились еще двое, не без труда волокущие кресло, украшенное витиеватой резьбой.

Как только кресло заняло место за судейским столом, порог дома собраний переступил рослый, гибкий и жилистый человек, сплошь в черном, будто проповедник, но при оружии, высоко подпоясанный широким кожаным ремнем с подвешенной к нему шпагой и пистолетом. Быстро, но пристально оглядев зал и оценив обстановку, вошедший остановил цепкий, внимательный взгляд на Абите. Казалось, он в один миг сумел счесть быстроту биения ее сердца и нашел оную чрезмерной.

– Я – капитан Джон Мур, – звучно откашлявшись, объявил он на весь зал и повернулся к дверям. – Всем встать! Суд идет! Его честь лорд Корнелий Уотсон!

Все, кроме Абиты, поднялись на ноги. В дом собраний важно вошел рыхлый, одутловатый на вид человек средних лет и весьма среднего роста. Не глядя ни вправо ни влево, он двинулся по центральному проходу прямо к судейскому столу. Очевидно, мировой судья был плешив: белоснежный, густо напудренный пышный парик его съехал на сторону, обнажив блестящую лысину. Но сильнее всего прочего Абиту поразила невероятная чистота, новизна его плаща со шляпой. Казалось, то и другое только что от портного. Саттонцы в сравнении с новоприбывшим выглядели сущими оборванцами.

Судья небрежно швырнул на стол роскошную сумку из обильно промасленной кожи, при помощи одного из стражников сбросил плащ, под которым оказалась свободная долгополая мантия, поправил парик и водрузил поверх него вынутую из кармана шапочку.

Стражник придвинул к нему резное кресло. Усевшись, судья полез в сумку, вынул из нее судейский молоток и пару очков, утвердив очки на луковке носа, стиснутой меж пухлых щек, и уткнулся в извлеченный из сумки вслед за очками пергаментный лист.

– Капитан! – окликнул он рослого спутника в черном.

Капитан подошел к столу и тоже склонился над пергаментом, а минуту спустя взмахом руки поднял с места Уоллеса. Уоллес обменялся с обоими сердечным рукопожатием, негромко заговорил с ними о чем-то, и Абите сделалось ясно: знакомство между собой эта троица водит давно, и довольно близкое. Затем капитан Мур подозвал к себе Анселя. После нового обмена сердечными рукопожатиями все четверо оценивающе уставились на преподобного Картера. Ансель, прикрывшись ладонью, что-то шепнул судье. Собравшиеся у стола перевели взгляды на преподобного Смита и согласно кивнули.

– Преподобный Смит! – в полный голос заговорил капитан. – Подойдите к нам, будьте любезны.