Абита расхохоталась.

– Думаешь, я о душе своей беспокоюсь? – сквозь громкий, неистовый смех прорычала она, устремив на Самсона пылающий взгляд. – Так не осталось у меня души! Распяли эти скоты мою душу!

Голос ее осекся, из глаз ручьем хлынули горячие, злые слезы.

– Не в душе дело. Дело в крови. В том, чтоб Уоллеса выследить и прикончить, пусть даже это будет стоить мне последнего вздоха. Два ока за око, два зуба за зуб! Сумею убить его дважды, трижды, четырежды – так и сделаю, и каждый раз с радостью спляшу джигу на его окровавленном трупе, – продолжала Абита, утерев с верхней губы вытекшую из носа каплю. – Хочу спалить их дотла. Всех их. Все это. Их церковь, их заповеди, их заветы, порядки, эдикты, законы, их поля, их дома, а главное – все эти растреклятые чепцы и передники! Хочу разорить их дочиста: пусть знают, что значит потерять все – все, вплоть до бессмертной души!

Злоба ее Самсона нисколько не удивила. Выслушав Абиту, он, как ни в чем не бывало, кивнул, будто ничего другого и не ожидал, и протянул ей сложенную горстью ладонь с собственной кровью.

– Моя кровь – первый шаг. Пей.

Абита схватила его за запястье и тут, в последний момент, несмотря на все свои дерзкие речи, заколебалась.

– У меня нет выбора, понимаешь? – едва ли не с мольбой в голосе прошептала она, обращаясь, скорее, к самой себе, чем к Самсону. – Пока такое зло, как эти люди, разгуливает по земле, моей душе не будет покоя. Абита мертва, погублена ими, а осталась от нее только ярость да злоба… да неприкаянная душа. Понимаешь?

И снова Самсон кивнул.

И тут Абита почувствовала: змея откликнулась на ее жажду мести, будто на зов. Мало этого, неподалеку, во мраке, появились призрачные фигуры двенадцати женщин. Все они молча смотрели на Абиту сквозь пряди длинных, прикрывающих лица волос.

Тем временем змея все сужала, сужала, сужала круги, и ее смертоносная близость воспламеняла в глубинах души стремление, испокон веку свойственное всякой живой твари, претерпевшей обиду от другой живой твари – стремление укусить, ударить, ужалить в ответ.

Лицо Абиты застыло в гримасе холодной ярости.

– Значит, им ведьма нужна? – прошипела она. – Что ж, будет им ведьма!

С этим Абита, жадно припав к сложенной горстью ладони Самсона губами, выпила всю кровь до капли. Смочившая иссушенное жаждой горло кровь разлилась волной жара по всему телу. Онемение, сковавшее плечи, ступни, ладони тут же исчезло, как не бывало, а ноги обожгла такая боль, точно все прежние раны разом сделались свежими. Опустив взгляд, Абита обнаружила, что ноги исцеляются сами собой, на глазах – сломанные кости срастаются, раны, рубцы и ссадины затягиваются, исчезают бесследно. Вцепившись в терзаемые болью ступни, она пронзительно завопила. Казалось, больше ей не выдержать ни секунды, еще миг – и боль раздавит ее, сокрушит, но вот боль мало-помалу пошла на убыль и, наконец, отпустила. Ахнув от облегчения, Абита утерла слезы, навернувшиеся на глаза, увидела, что ноги ее снова целы и невредимы, и принялась растирать их от бедер до икр.