— Миледи, — обратился к ней Дитрих, — что значит этот бунт?

— Тебе ли спрашивать? — ответила крэнкерин. — Ты и коричневая ряса тому причиной.

Иоахим оторвал полосу ткани от подола своего одеяния и замотал ею лоб Дитриха, чтобы остановить кровь.

— Мы тому причина? — переспросил монах.

— Если бы не ваши местные суеверия, Ганс не стал бы поперек естественного порядка вещей.

— Миледи, — возразил Дитрих, — Ганс действовал ради общего блага — вернуть проволоку. Для людей, как и для всех живых созданий, естественно стремиться к благу.

— «Всем живым созданиям» естественно поступать как сказано — сказано правителями или же самой природой. Вот как поступает «благой» человек. Но Ганс сам решил, какая цель благая. Не по своим обязанностям, не по велению стоящих над ним. Неестественно! Теперь же некоторые говорят, что он действовал по повелению — повелению вашего господина-с-неба, «чья власть даже выше власти герра Увальня».

— Благословенно имя Господне! — вскричал Иоахим. Дитрих жестом приказал ему молчать.

— Вся власть под Богом, — пояснил монах, — иначе она не знала бы меры, и справедливость бы стала волей господ. Но продолжай.

— Ныне среди нас раздоры. Слова разбегаются во все стороны, словно цыплята от когтей сокола, тогда как они должны бежать по положенным порядком каналам от тех-кто-говорит к тем-кто-слушает. Ибо вы не можете вообразить… празднества-внутри-головы… от осознания того, что трудишься на своем месте, и нити Гигантской Паутины связывают тебя с верхом и низом, со всем на свете, разно как вам не известна и недостаточность-внутри-нас, когда Паутина рвется. Скребун сравнил ее с голодом, но голод — ничто… — Она помолчала и мягко зажужжала: — Его можно с легкостью терпеть, пока он не станет невыносимым. Но недостаточность… Это словно сидишь на берегу раздувшейся от половодья реки и не можешь добраться до… до… вы называете это возлюбленным… до возлюбленного на другом берегу.

— Сердечная мука, — сказал неожиданно Иоахим. — То, о чем ты говоришь, называется сердечной мукой.

— Doch? Тогда сердечная мука.

Каменщик Грегор подошел и встал рядом с ними, а услышав, что сказал Иоахим, заметил: