На следующий день, в день памяти св. Кунигунды,[186] среди крэнков вспыхнул мятеж. Они бросались друг на друга на главной улице и на грязном лугу, к изумлению как жителей деревни, так и гарнизона замка. Удары наотмашь, кулаками и ногами оставляли ужасные раны и издавали громкий стук, словно при фехтовании сухими деревянными палками.

Перепуганные хохвальдцы попрятались в церкви, домах и замке, вся работа в деревне замерла. Дитрих взывал к толпе дерущихся на лугу о перемирии, но сражение вихрем пронеслось мимо, словно водный поток, обогнувший камень.

К Церковному холму скачками пронеслась Пастушка, за ней еще четыре крэнка. Дитрих бросился вслед. Преследователи молотили по резным дубовым вратам церкви, оставляя своими зазубренными клешнями глубокие раны на деревянных фигурах. Такое увечье св. Екатерине не наносили даже ее римские мучители.

— Остановитесь ради Бога! — закричал он и бросился наперерез между толпой и драгоценными резными изображениями. — Это здание неприкосновенно!

Страшный удар рассек кожу на его голове, из глаз брызнули искры, и свет померк. Дверь за ним распахнулась, и он опрокинулся на пол, ударившись и без того раскалывающейся от боли головой о камень. Его подхватили чьи-то руки и втащили внутрь. Дверь захлопнулась, заглушив шум беснующихся.

Он не знал, как долго пролежал в оцепенении, но, придя в себя, сел с криком:

— Пастушка!

— В безопасности, — отозвался Иоахим.

Пастор обвел взглядом полумрак церкви, увидел Грегора, зажигающего свечи, свет которых освещал Пастушку и нескольких селян. Жители деревни сторонились крэнкерин, прячась подальше в укромные уголки строения. Минорит помог Дитриху подняться на ноги.

— Хорошо сказал, — прокомментировал монах. — «Остановитесь ради Бога!» Ты позабыл о своей диалектике. — Грохотанье в дверь прекратилось, и он подошел к ней и отодвинул засов. — Они ушли.

— Какая муха их укусила? — подивился Дитрих.

— У них всегда был скверный характер, — сказал Грегор, поднимая шест, чтобы зажечь свечи высоко на стене. — Надменны, словно евреи или высокородные. Уже второй раз они ударили тебя.

— Прости им, Грегор, — ответил священник. — Они не ведают, что творят. Я оказался между их кулаками и мишенью. В противном случае они не обратили бы на нас никакого внимания.

Дитрих понимал, в нем сейчас говорит инстинкт. На уровне атомов плоти крэнки не считали людей ни друзьями, ни врагами.

Пастушка сидела на корточках, задрав колени выше головы и обхватив их длинными руками. Уголки ее губ ритмично пощелкивали, она походила на человека, бормочущего себе под нос.