— Она всегда была мне словно дочь, — сказал Дитрих наконец.

Иоахим хмыкнул:

— Дети — проклятие отцов. Мне это говорил мой папаша. Имел в виду меня, конечно. Он потерял руку в войне баронов и вечно бесился от того, что больше не может кромсать других людей на куски. Хотел, чтобы я занял его место, стал наследником дяди, но я желал только, чтобы во мне пребывал Господь, а профессия мясника казалась мне не самой верной дорогой в Новый век. — Дитриха передернуло, и Иоахим кивнул. — Ты научил Терезию любви к ближнему, но, когда от нее потребовалось величайшее милосердие, его у нее недостало. Я так и записал в дневнике: «Даже подопечная пастора Дитриха подверглась испытанию и не выдержала его».

Дитрих покачал головой:

— Никогда не говори так. Это причинит ей боль. Скажи лучше: «Пастор Дитрих подвергся испытанию и не выдержал его», ибо я всегда ошибался в своих оценках других.

В сарай ворвался Скребун, жужжа, щелкая и потрясая поварешкой. Дитрих подпрыгнул от неожиданного вторжения и выставил перед собой вилы, но, когда увидел, кто перед ним, вытащил упряжь для переговоров из заплечного мешка и надел ее на голову.

— Где Ганс? — спросил крэнк. — Время прошло, а пища не приготовлена.

Иоахим открыл было рот, чтобы ответить, но Дитрих предостерегающе поднял руку.

— Мы не видели его с самого утра, — увильнул он от ответа.

На это крэнк стукнул кулаком по дверному косяку, пробормотал какое-то слово, которое «домовой» не перевел, и выскочил из сарая.

Дитрих стащил с головы ремешки и осторожно выключил устройство:

— Итак, он не знает. Значит, Гроссвальд не посылал их. — Пастор обеспокоился. Увалень заточил Ганса в тюрьму за похищение Дитриха из донжона замка Фалькенштайна. Какое наказание может последовать за этот новый проступок?

* * *

К службе третьего часа барон Гроссвальд узнал о случившемся и ворвался в пасторат, толкнув дверь так, что та хлопнула и отскочила от стены. Дитрих, готовивший проповедь, отшатнулся от аналоя, уронив на пол часовник, у которого подогнулись страницы.

— Он покажет мне свою шею, когда вернется, — кричал Гроссвальд. — Почему Манфред дозволил ему?

В комнату протолкнулись Пастушка и Скребун, и предводительница паломников задержалась на мгновение, чтобы прикрыть дверь от февральского холода.

— Господин барон, — сказал Дитрих. — Герр Манфред не оспорил присутствие Ганса на смотре по той причине, что ранее взывал к вашему долгу и решил, что те явились по вашей воле.

Гроссвальд забавными скачками мерил пространство перед светящимся камином; они напомнили Дитриху прыжки через скакалку, но явно выдавали сильное волнение предводителя крэнков.