Вдалеке зала — там, откуда я пришел — вдруг глухо, но вместе с тем отчетливо хлопнула дверь, а затем раздались шаги, чуть шаркающие, однако торопливые.
— Это Надежда Константиновна, — сказала Нина, сосредоточенно прислушиваясь, — и, судя по шагам, она в недоумении… Не объяснишь, — синие глаза пытливо скользнули по мне, — почему?
— Может, позже, — отозвался я. — А сейчас лучше скажи, где здесь можно скрыться.
— Оставайся на месте, — хмыкнула она. — И ничего не делай.
Шаги прозвучали совсем близко, а следом из-за стеллажей к столам вынырнула библиотекарша и растерянно осмотрелась. Вокруг ее тела подрагивали тонкие светло-коричневые волны и загибались как знаки вопроса — лучше недоумения и не передать. Ее взгляд мельком мазнул по мне и тут же, словно мой стул был пустым, переместился на мою соседку.
— Нина, — спросила она, — а ты не видела здесь юношу? Симпатичный такой, улыбчивый…
— Не видела, — спокойно ответила Нина. — А что случилось?
— Да записала номер его разрешения, — рассеянно бегая глазами по полкам, будто надеясь найти меня там, отозвалась библиотекарша, — а потом смотрю, а номер-то твой. Наверное, ошиблась по привычке… Может, в хранилище свернул… — пробормотала она и, шаркая, поспешила в другой конец зала.
Шаги звучали все дальше, а потом и вовсе потонули в царившей вокруг тишине. Вопрос напрашивался сам собой: для создания иллюзии нужно уловить эмоцию, а для этого, как правило, сначала надо увидеть человека, и человек тоже бы, соответственно, успел увидеть в ответ. А значит, как минимум секунду мой стул был бы для нее не пустым.
— Техника “вуаль”, - пояснила Нина, отвечая на мой еще не заданный вопрос. — От входящего можно заранее спрятать что угодно: людей, предметы. Но удастся только, если верно угадал эмоцию, с которой человек появляется на пороге…
Ее глаза с иронией прошлись по мне.
— То есть такое у тебя разрешение?
— Ну что поделать, — развел я руками, — если мне чего-то запрещать, то я начинаю хотеть этого еще сильнее.
— Учту, — усмехнулась она. — Хотя я сразу поняла, что ты попал сюда не совсем законно.
— И как?
— Григорий Николаевич — близкий друг моего дяди. Другого, не Марка, — с улыбкой добавила она. — Я с ним с детства знакома. Но даже меня он не пустил в эту секцию сразу. Заставил два месяца доказывать ему, что мне сюда уже можно.
Высокие стеллажи окружали нас со всех сторон, как глухие стены — казалось, стены стояли тут повсюду, а закрытых дверей было куда больше, чем открытых.
— И почему все так сложно? — задумчиво спросил я. — Это всего лишь книги…