Кукла вскинула голову. Зашевелилась, и из рукавов высунулись морщинистые трехпалые лапы.

«Ищи кукловода», – сказал себе Нэй. Он повел лампой, всмотрелся в скрюченную тень, пытающуюся слиться с другими тенями, населяющими жутковатые покои. На полу блестящей гадюкой свернулась цепь. За креслом кто-то прятался, двигая костями, заставляя куклу ерзать.

– Маркиза здесь нет, – раздался тоненький голос.

– А кто же вы? – спросил Нэй, подаваясь вперед, чтобы лучше видеть. Носок сапога зашел за серебряную полосу.

– Очевидно же. Я – его супруга.

Фантоша горделиво задрала вверх клюв. Нэй отлично понимал, что говорит не кукла, что это мужчина бездарно имитирует женский голос, но взор невольно приковался к напичканному перьями рту под загнутым клювом.

– А где маркиз Батт? – поддержал Нэй игру.

– Он сгорел, – расстроенно сообщила кукла. – Он так любил меня, так любил! – Лапки стукнулись ладошками, сорочка зашуршала, как саван неупокоившегося мертвеца. – Я забрала всю его любовь до капли, его разум превратился в любовь, и я забрала его тоже. – Кукла… нет, конечно же, кукловод… перешел на шепот. Нэй сделал шажок к креслу, левая нога оказалась за чертой.

– Без любви маркиз превратился в животное. Даже я боюсь его, а ведь знаю, он никогда не причинит мне вреда.

– Я хочу его увидеть, – твердо сказал Нэй. Тень соскользнула со стены, будто оброненная тряпка. Звякнула цепь.

– Может быть, – пропищала темнота. – Но сначала ответьте… Вы влюблены? Вы когда-нибудь любили?

– Я…

– Только не врите! Мы чувствуем ложь!

– Любил, – произнес Нэй негромко.

– Как ее звали? – Этого не могло произойти, но Нэю показалось, что на гнусной физиономии фантоши возник неподдельный интерес. Полумрак обратил птичьи черепа в пару размытых черных глазищ, отверстия птичьих глазниц – в двойные зрачки.

– Алексис, – проговорил Нэй.

– Кто из вас питался?

– Я не понимаю вопроса.

– Кто был едой, а кто едоком в вашей любви?

Абсурд! Хотелось обернуться, поискать милорда, удостовериться, что решетка открыта и он не заперт в клетке с безумцем.