Нэй убрал зеркало, присел на корточки возле арестантки.

– Орг…

– Тише. Это я.

Его пальцы ласково прошлись по щеке женщины, по бугристой скуле, убрали за ушко косичку. Ресницы Банти затрепетали. Слезинка сорвалась с них. Нэй подумал, качая головой:

«Нам нравится заковывать тех, кого мы любим. Тех, кого стыдимся и кого ненавидим. Была бы наша воля, мы заковали бы всех, вообще всех, и прохаживались вдоль клеток».

Венона смотрела ему в глаза. Они разговаривали – без слов – и были ближе, чем в постели. Этот минутный диалог продолжался вечность, и в какой-то момент Нэй увидел перед собой не Венону Банти, а Алексис, девушку, которая значила для него так много и которую он сгубил, пускай и неосознанно.

– …ольно… так ольно…

– Сейчас пройдет, малышка. – Нэй улыбнулся Веноне. Жалкая то была улыбка.

– П… жалуста…

– Я освобожу тебя. – Нэй прикоснулся губами к горячему лбу Веноны. Кулак его резко дернулся вверх. Короткое лезвие ножа пронзило грудную клетку северянки. Последний выдох опалил губы убийцы, тело обвисло на цепях. Венона Банти умерла.

– Пусть Творец Рек простит тебя, – сказал Нэй, не уверенный, что сам заслужил такой милости.

* * *

Публичные казни в Оазисе не проводились со дня, когда Маринк провозгласил себя властелином Полиса. Чтобы поглазеть на работу палача, респектабельные граждане отправлялись в трущобы Кольца.

«Вот при Руа!» – говорили они, и у каждого было свое воспоминание о лучшей из казней.

Элфи Наста сожгли во внутреннем дворе Министерства, и присутствовали при этом лишь колдуны и первые лица города. Но для Аэда Немеда Маринк сделал исключение.

С самого утра в парк Гармонии стекался народ. Играл оркестр, ушлые торговцы расставили лотки со сластями и пиццей. Мальчишки разносили лимонад, шуршали веера, дамы облачились по случаю в лучшие наряды. В полдень Немеда вывели на помост. Он трясся и звал на помощь фамильяра, но его жабу накануне развоплотили, бросив в тигель. Диана Гулд и Клетус Мотли следили, чтобы травник не использовал магию, но зеленомордый старик, кажется, забыл все заклинания. Под аплодисменты толпы предателя привязали к столбу. Ни один мускул не дернулся на лицах его бывших товарищей по ремеслу.

– За измену! – гудел глашатай в дымчатых очках. – За попрание Гармонии и попытку свергнуть законного герцога!

Маринк хищно осклабился в ложе. Сидящий по правую руку Алтон отвел взор.

– Помилуйте! – вскричал Немед, а зрители одобрительно заворчали. Мольбы о пощаде были музыкой для их ушей. Палач поднес факел к груде хвороста.

Огонь разом объял старика, толпа взвыла от счастья. Ветер подхватил дым и направил его в сторону мраморного дворца, окруженного вязами. Здесь, под золоченым символом Гармонии, заседала Палата министров. В окне на последнем этаже Томас Дамбли вцепился в подоконник. Пот катился по его бледному лицу. Казначей учуял запах горящей плоти, и ему показалось, что это его собственное мясо горит, его волосы объяты пламенем, что Маринк из ложи смотрит прямо на него.