— А что это?

— Ты знаешь. Телепередача.

Оберон не знал. Нелепость его амбиций выявилась сполна, когда они, как от стенки, отскочили от Сильвии, вместо того чтобы, как обычно, протянуться в бесконечное будущее.

— Собственно, у нас никогда не было телевизора.

— В самом деле? Господи боже мой. — Она хлебнула ром из протянутой Обероном чашки. — Не могли себе позволить? А Джордж мне рассказывал, что вы настоящие богатеи. Вот те на.

— «Богатеи»... Как насчет «богатеев», не знаю... — Ага! Впервые в жизни Оберон поймал себя на том, что, подобно Смоки, берет произносимое слово в воображаемые кавычки, модуляцией голоса выражая сомнение. Неужели он стареет? — Мы могли бы купить телевизор, не сомневаюсь... А что она собой представляет, эта телепередача?

— «Мир Где-то Еще»[202]? Дневной сериал.

— А-а.

— Из тех, что не кончаются. Едва переживут одни трудности и неприятности, как начинаются другие. Тупые по большей части. Но затягивает. — Сильвия снова задрожала от холода. Подтянув ноги на постель, она закутала их одеялом; Оберон возился с камином. — Там есть девушка, которая похожа на меня. — Она сопроводила это признание самоуничижительным смешком. — Вот уж у нее неприятности так неприятности. По сценарию она из Италии, но играет ее пуэрториканка. И она хороша собой. — С такой интонацией можно было бы произнести: «У нее одна нога, и в этом она похожа на меня». — И у нее есть Судьба. Она это знает. Из одной передряги попадает в другую, но у нее есть Судьба. Иной раз ее покажут с эдаким затуманенным взглядом, приглушенные голоса за кадром поют «аа-аа-ааа», и ты понимаешь: она размышляет о своей Судьбе.

— Хм.

Ящик для дров наполняли всякие обломки, по большей части остатки мебели, но попадались и деревяшки с буквами. Лак на фасонных деталях шипел и вздувался. Оберону сделалось весело: он был частью сообщества чужаков и сжигал без их ведома их мебель и пожитки. Точно так же они, не зная его, брали мелочь, положенную им в ящичек для сдачи, или теснились, чтобы дать ему место в автобусе.

— Ну да, Судьба.

— Угу. — Сильвия наблюдала за движением локомотива по миниатюрному пейзажу на абажуре. — У меня есть Судьба, — добавила она.

— Правда?

— Угу.

И тон ее голоса, и выражение лица, и жест говорили: да, это верно, причем уже давно; я ничуть не хвастаюсь, а даже немного стесняюсь — как стеснялась бы нимба. Взгляд Сильвии был прикован к кольцу на ее пальце.

— Откуда человек может узнать, что у него есть Судьба? — спросил Оберон.

Кровать была такая большая, что из бархатного креслица он смотрел на собеседницу снизу вверх, нелепо задирая голову, поэтому он — осторожно — уселся рядом с ней. Сильвия подвинулась. Они заняли противоположные углы кровати, опираясь на выступы изголовья.