— А теперь в дверь! — сказала она, и холодный город позади ухнул вниз. — Тебе давно пора спать. Туда!
Она указала вперед, на покосившееся от старости здание, которое было когда-то высоким и даже не лишенным высокомерия, но это прежде. Оно было построено из камня, некогда белого, украшенного несчетным множеством резных лиц, кариатид, птиц и зверей, которые теперь сделались угольщиками и проливали грязные слезы. Центральная его часть располагалась с отступом от красной линии; флигели по обе стороны окаймляли темный сырой двор, где исчезали такси и люди. Флигели были соединены на самом верху подобием каменной арки, под которой мог бы пройти великан. Туда и устремилась троица; аистиха перестала взмахивать крыльями и только слегка рулила ими при спуске, чтобы аккуратно вписаться в темный проем.
— Берегите головы! — крикнула миссис Андерхилл. — Пригнитесь!
И Лайлак, ощутив в рассекаемом со свистом воздухе несвежую струю изнутри двора, пригнулась. Закрыла глаза. Услышала голос миссис Андерхилл:
— Мы уже у цели, старушка, у цели; дверь ты знаешь.
Тьма под опущенными веками немного рассеялась, городской шум стих, и они снова оказались Где-то Еще.
Таков был сон Лайлак, и таким же стало прошлое; деревца росли, как чумазые мальчишки, заброшенные, крепкие продувные бестии. Они росли, стволы раздавались вширь, корни выгибали тротуар; не обращая внимания на застрявших в кронах сломанных воздушных змеев, конфетные обертки, лопнувшие воздушные шарики и воробьиные гнезда, они подставляли друг другу плечо, чтобы уловить редкий солнечный луч, а зимой отряхивали на прохожих грязный снег с ветвей. Они росли, в шрамах от перочинных ножей, со сломанными сучьями, загаженные собаками, неуязвимые. Однажды теплой мартовской ночью Сильвия, возвращаясь под утро на Старозаконную Ферму, подняла взгляд на их кроны, четко обрисованные на фоне бледного неба: на кончике каждой ветки сидела тяжелая почка.
Она простилась со своим провожатым, хотя отделаться от него было нелегко, и нашла четыре ключа от Старозаконной Фермы и Складной Спальни. Он ни за что не поверит этой безумной истории, с улыбкой думала Сильвия, ни за что не поверит безумной, однако невинной, почти невинной цепи событий, что до рассвета продержала ее на ногах. Он не устроит ей допрос с пристрастием, главное — чтобы она была жива и здорова. Только бы он не волновался. Просто ее временами затягивает в водоворот; всем вокруг она нужна, и побуждения у многих как будто благие. Город большой, в марте при полной луне пирушки длятся допоздна, одна за другой, и... Сильвия отперла дверь Фермы и стала пробираться по сонной берлоге; в холле перед Складной Спальней она, пританцовывая, скинула с ног туфли на высоком каблуке и пробралась на цыпочках к двери. Замок отперла осторожно, как взломщик, и заглянула внутрь. В тусклом свете зари Оберон кучей лежал на постели и (как она догадалась по некоторым признакам) только изображал безмятежный сон.