— Когда на дворе зима, — продолжала умирающая старуха, — тогда лето — миф; молва, слухи, которым нельзя верить...

Домашние сгрудились вокруг нее, рассматривая тонкое лицо, дрожащие голубоватые веки. Голова лежала на подушке так легко, что из прически не выбился ни один седой подсиненный волосок, и все же миссис Макрейнольдс доживала последние мгновения: ее контракт истек и продлевать его никто не собирался.

— Никогда, — начала она и на долгое время забылась, пока Оберон решал, что за этим последует. Никогда меня не забывайте? Никогда не обманывайте, никогда не отчаивайтесь, никогда никогда никогда? — Никогда не тоскуйте, — сказала она наконец. — Только ждите, ждите; наберитесь терпения. Тоска губительна. Ждите и дождетесь. — (У домашних увлажнились веки, но они таились от умирающей, потому что она терпеть не могла слез.) — Будьте счастливы, — проговорила она слабеющим голосом. — Ибо то... — Да. Ну вот. Прощайте, миссис Макр. — То, что делает нас счастливыми, дети, делает нас мудрыми.

Последний взгляд. Сцепление взглядов с Фрэнки Макр., паршивой овцой; он этого не забудет, в его жизни открылась новая глава. Музыка смолкла. Смерть. Оберон пропустил две строки, поставил три памятные звездочки и вытащил лист из машинки.

— Порядок, — сказал он.

— Порядок? — отозвался Фред Сэвидж. — Закончил?

— Закончил. — Оберон сложил двадцать с лишком страниц (руки в перчатках с обрезанными кончиками пальцев действовали неуклюже) и затолкал их в конверт. — Валяй.

Фред взял конверт, ловко сунул его под мышку и, в шутку отсалютовав, шагнул к порогу Складной Спальни.

— Обождать, пока прочтут? — спросил он, коснувшись двери. — Или как?

— Не трудись. Уже слишком поздно. Им придется работать с тем, что есть.

— Ладно. Покедова.

Довольный собой, Оберон разжег огонь. Миссис Макрейнольдс была одним из последних персонажей, унаследованных им от создателей «Мира Где-то Еще». Вот уже три десятка лет она, некогда молодая разведенка, упорно гнула свою линию через алкоголизм, повторный брак, переход в другую веру, горе, старость и болезнь. Но теперь с ней покончено. Контракт истек. Фрэнки тоже собирался в долгую поездку. Он вернется (его контракт будет действителен еще несколько лет, а кроме того, у него роман с дамой-продюсером), но вернется другим человеком.

Миссионером? Что ж, в некотором смысле. Почему бы и нет?

Действие шло бы веселее, сказала некогда Сильвия Фреду Сэвиджу; и с тех пор, как Оберон начал постепенно внедрять свои вкусы в «Мир Где-то Еще», с мыльной оперой произошли большие перемены. Вначале он просто не мог поверить, что растянутый и невыразительный сюжет объяснялся всего лишь недостатком изобретательности у сценаристов. Оберон, по крайней мере вначале, не страдал этим недостатком, а кроме того, нужно было избавляться от всех этих скучных и несимпатичных персонажей, в чьих страстях и взаимной ревности Оберон с трудом разобрался. Поэтому смертность среди них на время резко повысилась; неумолчно визжали шины на мокром асфальте, слышался скрежет стали, ревели сирены. Одну молодую женщину, наркоманку и лесбиянку с ребенком-идиотом, по контракту нельзя было убрать, поэтому Оберон исхитрился сунуть на ее место давно потерявшуюся сестру-близнеца, с совершенно другим характером. На осуществление этой затеи потребовались две-три недели.