Ее вопрос не вполне совпадал с тем, который интересовал Ариэль Хоксквилл, хотя внезапное появление этой дамы и ее настойчивость подтолкнули Софи к тому, чтобы попытаться его задать. Хоксквилл с легкостью нашла в картах крупные события, недавно происшедшие в мире, и их причины, а также свою собственную роль в них; она отделяла их от банальностей и тупиков так же ловко, как хирург находит и вырезает опухоль. Софи такая задача давалась непросто; трудность, со времени поисков Лайлак, состояла в том, что при обращении к картам терялась разница между вопросами и ответами; все ответы казались ей всего лишь вопросами о вопросах, каждый вопрос — вариантом ответа на него же. Хоксквилл справлялась с этим затруднением благодаря длительной выучке, да и любая цыганская гадалка объяснила бы Софи, как его обойти, но в таком случае Софи не билась бы над своим вопросом долгие годы, долгую зиму за зимой, и не начала бы превращаться в большой словарь, или энциклопедию, или справочник, целиком посвященный ответам на этот единственный вопрос (который и задать-то невозможно).

Изнашиваются постепенно, один за другим, а замены не будет; собственно, умирают, хотя они бессмертны, во всяком случае, так Софи всегда считала, сама не зная почему... Возможно ли такое? Или это просто зимние мысли в годину бедствий и лишений?

Клауд говорила: это только кажется, будто мир стареет и изнашивается с тобою вместе. Его век слишком долог, чтобы ты, за свой краткий век, заметила его старение. С возрастом только начинаешь понимать, что мир стар и старость его началась не вчера.

Ну ладно. На самом деле Софи чувствовала старение не мира, а только его обитателей — если вообще существовал мир, ими населенный, но от них отличный, чего Софи не могла вообразить, — но предположим, что он существует, и не важно, старый или молодой; Софи точно знала одно: его пределы, густонаселенные во времена доктора Брамбла или Парацельса, ныне почти опустели, и когда-нибудь — очень скоро! — всех его обитателей можно будет если не перечислить по именам, то сосчитать с точностью до одного, и общее число окажется невелико: вероятно, возможно, двузначное. Это означало (поскольку авторы, процитированные в «Архитектуре», да и все, кто занимался этим вопросом, полагали их неисчислимыми — по одному на каждый колокольчик и на каждый терновый куст, никак не меньше), что в последнее время они Как-то истаяли по одному, подобно запасу поленьев, которыми Софи питала печку, или истончились от старости и печали и были унесены ветром[379].

А может, их истребила война. Война, которую Ариэль Хоксквилл определила как взаимосвязь в действии, сделала мир или эту Повесть (если между ними есть разница) такими печальными, непонятными и непредсказуемыми. Подобно всем войнам, нежеланная, но неизбежная, она влечет за собой гигантские потери, по крайней мере с их стороны; Софи не представляла себе, какие потери могли причинить они сами и как... Война: возможно ли, что от них не осталось ничего, кроме последней слабой надежды, отважного отряда, ввязавшегося в отчаянный арьергардный бой и обреченного на поголовную гибель?