Смоки закрыл саквояж.
— Хорошо, — сказал он.
Потянув саквояж за кожаные ручки, Смоки убедился, что он тяжелый, но от этого почувствовал себя уверенней. Казалось, эта ноша сопровождала его всегда, без нее он потерял бы равновесие, не смог бы идти.
— Готов? — спросила Софи, стоявшая в дверях.
— Готов. Наверное.
Они вместе спустились по лестнице. В холле Смоки помедлил, чтобы нажать костяные кнопки выключателей и осветить вестибюль, веранды, подвал. Потом они вышли на улицу.
—
Из Парка, из сада, с веранд и партеров они стянулись к Лайлак, к фасаду дома, к деревянному крыльцу, напротив которого поросшая травой подъездная аллея вела к каменным воротным столбам, увенчанным рябыми, как апельсины, каменными шарами.
— Привет-привет, — сказал Смоки.
Навстречу ему двинулись улыбавшиеся дочери — Тейси, Лили и Люси, — а за ними их дети. Все встали и начали переглядываться. Одна Мардж Джунипер все так же сидела на ступеньках крыльца: ей не хотелось переступать ногами без надобности, поскольку у нее в запасе оставалось слишком мало шагов. Софи спросила Лайлак:
— Ты поведешь нас?
— Часть пути. — Лайлак стояла в центре компании, довольная, но немного робевшая. Она сама не знала, кто из них продержится до конца, и для счета у нее не хватало пальцев. — Часть пути.
— Туда? — спросила Софи, указывая на каменные столбы.
Все повернулись и посмотрели в ту сторону. Затрещал первый сверчок. Голубой, постепенно зеленевший воздух Эджвуда прорезали стрижи. Испарения остывавшей земли окутали дымкой дорогу по ту сторону столбов.
Не в тот ли самый миг, подумал Смоки; не в тот ли самый миг, когда он впервые миновал эти столбы, пали на него чары, с тех пор его не отпускавшие? В руке, державшей саквояж, закололо, словно били тревогу колокольчики, но Смоки их не слышал.
— А это далеко? — спросили державшиеся за руки Бад и Блоссом.
В тот день: день, когда он впервые шагнул в дверь Эджвуда, чтобы — в определенном смысле — никогда оттуда не выйти.
Возможно: но не исключено, что это произошло раньше или позднее; разве можно вычислить тот день, когда в его жизнь вторглось первое волшебство или когда он сам, ни о чем не подозревая, на него наткнулся, ведь за первым вскоре последовало второе, потом третье; они сменяли одно другое по собственному закону, каждое определялось предыдущим, и ни одно нельзя было выбросить; сама попытка их распутать повлекла бы за собой новые чары, и, так или иначе, они представляли собой не цепочку причин и следствий, а последовательное удаление оболочек, китайские шкатулки, вложенные одна в другую, и чем дальше продвигаешься, тем больше они становятся. И сейчас ничего не кончалось: он вот-вот перейдет на новый уровень бесконечной воронки. Напуганный перспективой бесконечных изменений, Смоки радовался тому, что некоторые вещи оставались прежними: и главной среди них была любовь Элис. Она и позвала его в путешествие, только она могла стронуть его с места; однако Смоки чувствовал, что она осталась позади; и в то же время он нес ее с собой.