– Эй, послушай! Боже, если бы я только мог предупредить тебя! Но разве это возможно? Ты ведь всего-навсего голос. Если бы в моих силах было показать тебе, насколько одиноки все эти годы. Решись, покончи с собой! Не затягивай! Если бы ты только знал, каково превратиться из того, кто ты есть, в то, что я представляю собой сегодня, здесь, сейчас, на этом конце…

– Это невозможно! – Где-то вдали голос юного Бартона раскатился смехом. – Я не в состоянии даже сказать, ответил ты на этот звонок или нет. Все сплошная механика. Ты разговариваешь с записью. Сейчас 2037 год. Шестьдесят лет в глубь твоего прошлого. Сегодня на Земле началась атомная война. Все колонисты улетели с Марса на ракетах. Меня забыли!

– Я помню, – прошептал старик.

– Один на Марсе, – веселился молодой голос. – Месяц, год – какая разница? Здесь полно еды и книг. В свободное время я составлял библиотеку записей из десяти тысяч слов и ответов на них, подключал ее к телефонным сетям. Чтобы через несколько месяцев позвонить и мне было бы с кем поговорить.

– Да.

– И через шестьдесят лет моя собственная запись позвонит мне. Я ведь и подумать не мог, что пробуду на Марсе так долго; это ведь была всего лишь хитроумная ироническая затея, нацеленная исключительно на то, чтобы убить время. Бартон, это правда ты? Это правда я?

Из глаз старика покатились слезы.

– Да.

– Я создал тысячи Бартонов, записал пленки, готовые к любым вопросам, и разместил их в тысяче марсианских городов. Пока я ждал возвращения ракет, на Марсе образовалась целая армия Бартонов.

– Глупец. – Старик устало помотал головой. – Ты ждал шестьдесят лет. Состарился в ожидании, в полном одиночестве. А теперь превратился в меня и все так же одинок в пустом городе.

– Не ожидай от меня сочувствия. Ты все равно что незнакомец, приехавший из другой страны. С чего мне грустить? Я жив, пока делаю эти записи. Ты жив, когда слушаешь их. Мы оба непостижимы друг для друга. Ни ты, ни я не можем предупредить один другого, хотя оба отвечаем друг другу – один автоматически, а другой тепло и человечно. Я человек из сейчас. Ты человек из потом. Это безумие. Я не могу плакать, потому что, не зная будущего, способен быть только оптимистом. Эти спрятанные звукозаписи могут откликаться лишь на ограниченное число твоих реплик. К чему заставлять мертвеца скорбеть?

– Перестань! – крикнул старик. Он ощутил знакомый приступ боли. На него нахлынули тошнота и чернота. – О Боже, ты был бессердечен. Убирайся!

– Разве «был», а, старина? Я есть. Покуда пленки перематываются, покуда моторы и невидимые электронные глаза читают, выбирают и преобразовывают слова, чтобы отправить их к тебе, я буду молодым и жестоким. Ты умрешь, а я еще долго буду оставаться молодым и жестоким. Пока.