Юл поднял глаза на архиерея. Что он еще хочет? Может ли старый безумец знать, об украденном с поля зерне? Могли ведь послушники сделать обыск? Если так, то только правда спасет. А если нет? Тогда…

Нет, рисковать нельзя!

— Я и моя возлюбленная жена Ревека, — медленно проговорил парень, — кладем семена на стол молитв и превозносим всевышнего Элохима перед сном. Ведь зерно — это великий дар господа праведному народу. А наше племя, не знающее истины, погрязло во грехе, и потому Элохим погубил урожай неверных глупцов. И мы смотрим на семена и радуемся, и воздаем хвалу всемогущему.

Пастырь перевел строгий взгляд на Хону.

— Да, так и есть, — девушка кивнула после недолгого колебания, — мы молимся богу.

— Я этого не знал, — задумчиво произнес Авраам Шестой, — но ведь Элохим все знает и все ведает. И хитрили вы, и хитрил Элохим, а Элохим — лучший из хитрецов.

"Значит, никто не пронюхал о ворованном зерне. Значит, я сам себя выдал", — Юл, разозлившись на себя, непроизвольно цыкнул.

— Где вы взяли семена? — спросил пастырь.

— Я иногда оставлял себе зернышки ржи, пшеницы, овса и других злаков, — сказал парень, — но делал это я из восхищения перед мудростью благословенного Богополя.

— И где они сейчас?

— Под кроватью. Отец Авраам, не забирайте их у нас, пожалуйста, нам с ними радостней молиться Элохиму.

Юл широко раскрыл глаза и придурковато улыбнулся. Ведь пастырь любил именно придурков, готовых уверовать в любой бред и бить земные поклоны несуществующим персонажам.

— Твои слова и огорчают меня и радуют, сын мой, — глубокомысленно заметил архиерей.

— А еще, отец Авраам, хорошо бы зерна хранить не в материи, а в чашке какой-нибудь, да хотя бы в той бронзовой кружке, что мы принесли с собой. Ведь эту кружку мы нашли случайно, а, может, и вовсе не случайно, но по предопределению. Мы нашли ее перед тем как на плот сесть, а это знак божий. Это… это… как грааль.

Юл тараторил самозабвенно и сбивчиво. Делал так он специально, доверившись собственной интуиции. Получалось, будто малолетний дурачок с увлечением рассказывает суровому проповеднику о своем проступке, который и не проступок вовсе и, тем более, не грех, а всего лишь невинное желание угодить богу.

— Грааль?.. Грааль Исаака… а еще лучше грааль Исаака Старого… звучит… — задумчиво произнес Авраам Шестой, а потом, будто очнувшись, обратился ко всем, находящимся в кузнице:

— Сегодня же я буду просить в смиреной молитве к всемогущему Элохиму о ниспослании откровения, что есть чаша сия.

— Вот, — Юл облегченно выдохнул.

— Но ваша провинность должна быть наказана, — архиерей сделал знак кузнецу и тот вынул из горна стальной шест, — ибо, даже если и по незнанию, совершили отступление от заветов божьих, все же кто-то из вас должен понести очищение болью. Скажи мне, Исаак, не вина ли Ревеки в том, что семя твое попадает на простынь, а не во чрево ее.