Они не спешат укрыться от ненастья, наслаждаясь моментом. Происходящее с ними и внутри них настолько красиво, что ей хочется плакать.

Первый поцелуй обжигает их обоих изнутри. Это не может быть так хорошо. Не может. Не может.

— Спасибо тебе.

Кажется, он первый тогда это сказал.

Акт четвёртый.

Его апартмент — типичное холостяцкое жилище. Стеллаж с книгами, стойка для винила, огромный студийный виртреал, шикарный светомузыкальный душ и да, огромный, три на три метра футон на полу, который тут же заставил её покраснеть.

Впрочем, она быстро справилась со своей неуверенностью, ускользнув за перегородку. Душ и правда оказался великолепен, пока она плескалась, даже успела забыть, что она вообще-то не у себя дома и можно быть и поскромнее.

Когда он встретил её, распаренную, замотанную в халат по брови, в его глазах сверкала знакомая уже развесёлая искринка. Он радовался каждому брошенному на неё взгляду. Божечки, быстрее иди мойся!

Что было дальше, она помнила плохо, обычно для неё первое физическое взаимодействие с мужчиной запоминалось как неловкая череда сотворить со своими телами хоть что-то, похожее на удовольствие. Только гораздо позже, если она со своим очередным приятелем всё-таки продиралась через неуклюжие попытки договориться о правилах, случалось что-нибудь вроде возбуждения, а может быть, и что-то вроде оргазма.

Но в тот день это была словно буря в горах. Молнии бьют, свистит в ушах ветер, ватные ноги разъезжаются и дрожат, не в силах удерживать тело в устойчивом положении, крупные капли пота стекают по спине, а глаза не видят от усилия.

Беспокойное дыхание — его и её — ещё долго не давало им, обессиленным, заснуть. Это последнее, что её удалось запомнить в тот вечер. Но его воспоминания на этом не заканчивались.

Его фигура, склонившаяся над её разбросанным по простыням телом. Он держит в руках хищно поблескивающий металлом прибор.

Акт пятый.

Она заперта в стерильной комнате две на два метра, где из мебели — только шаткий стул без спинки. Её допрашивают. Вопросы сыплются один за другим, мелькают кадры оперативной съёмки и виртграфии вещественных доказательств, она не видит одного — лиц тех, кто её допрашивает.

Допрос длится бесконечно. Она не помнит, который сейчас час и день. Она смертельно устала. Она знает только, что у неё на боку повязка после лапароскопической операции. Эти люди что-то вынули из её тела. Что-то постороннее, насекомообразное, торчащее во все сторону крючками и усами-антеннами. По их словам, не отслеживаемое датчиками системы безопасности периметра. Ей очень повезло, что её «посторонний контакт» отслеживали задолго до «попытки проноса запрещённого оборудования». Если бы проникновение в защищённую сеть «Сейко» удалось, её бы ждали куда большие проблемы, чем этот «корректный опрос». Спустя же пару дней она могла банально умереть от сепсиса, поскольку «имплантация была произведена кустарно, и у неё уже развивалось внутреннее кровотечение».