Уши тут же заложило, но даже сквозь хруст продуваемых полостей было отчётливо слышно, как кряхтит металлполимер стрингеров, перераспределяя давление на внутренние слои. Ничего, потрепит, и не такое терпел. Пара лишних бар — не проблема. А вот что проблема — ходовые винты, никак не желающие сбросить маршевую скорость. Слишком толстый скин-слой воды продолжал тащить своей массой и без того немаленькую батисферу вперёд. Задний ход был недостаточно эффективным, продолжая утаскивать «Циклоп» навстречу валящемуся ему на голову предмету.

Вернер бросил короткий взгляд на сонар. Диаметр пятна — не меньше полусотни. При таких размерах и скорости эта тварь неминуемо утащит батисферу за собой, а значит, какие там несколько бар, если за минуту на «Циклопе» провалиться на один «ка», никакой балласт так быстро не продуешь, да и прочный корпус сплющит так, что мама не горюй. Надо было срочно снижать парусность.

Актуаторы захватов послушно взвыли, отпуская обречённого «аргонавта». Прости, парень, твоя судьба отныне — утонуть в озере жидкой углекислоты на самом дне каньона.

После экстренного сброса «Циклоп» тут же стал заметно пятиться, выгребая против собственной кильватерной струи куда эффективнее прежнего. Десять метров, двадцать, сонар всё равно так медленно разводил на координатной сетке два кружочка — крошечный и огромный — что Вернер чуть палец себе от волнения не прокусил. И только когда белёсая туша пронеслась перед ним в скрещенных лучах ходовых прожекторов, он почувствовал, что отлегло.

Следующие полчаса ушло на стабилизацию батисферы в непривычной для таких глубин болтанке, подъём на исходные четыре «ка» и возвращение на прежний обратный курс. Уф.

Это был левиафан, дохлый левиафан. Крупный, собака, откуда только такой взялся.

Вернер снова и снова прокручивал запись с внешних камер. Само по себе падение дождя из трупов на рифтах не редкость, по сути — весь тот белёсый «снег», что сопровождает дайвера в глубоких слоях океана, это суть в основном органические или минеральные остатки всякого умершего километрами выше. Всё то, что было тяжелее воды, было обречено навеки упокоиться в придонных осадках, постепенно уходя под области субдукции для глубинной переплавки в то, что однажды покажется на поверхности в виде магматических пород при извержении восходящих диапировых расплавов или же, что куда вернее, навсегда сгинет в толще астеносферы, миллиарды лет обогащая её углеродом.

Да и туша левиафана тут неслучайна, эти тяжеловесы ныряют до четырёх «ка» на голом миоглобине, так что ни азоточка, ни кислородное отравление им не грозят. Нырнул старик и умер, с кем не бывает. А вот чего не бывает, так это отчётливо различимого на записи длинного косого разреза вдоль спинных мышц гиганта. Никакая глубоководная тварь такого проделать не может.