Вернер называл про себя это место «чернильницей» за сходство этой границы вечной ночи и пусть тоже холодно-безжизненного, но всё-таки несравнимо более населённого конуса Сеары. Как будто какой-то неловкий титан пролил тут целую реку чернил, навеки отделив край котловины от эстуария Хамзы.

В каком-то смысле так и было. Четыре тысячи километров мёртвый поток протискивался в недрах тектонических плит, чтобы в конце концов с черепашьей, но оттого не менее неумолимой скоростью вынести свой поток навстречу старым костям океанических рифтов. И уж тут, на пяти «ка», ему уже ничто не могло помешать и дальше творить своё чёрное дело.

Глубоководная жизнь неприхотлива, минимум кислорода и стандартный состав солей — это всё, что ей нужно. Но «чернильница» не несла в себе кислорода вовсе, что же касается остального — быть может, какая-то древняя биота и была некогда способна оценить этот состав, но до современности она не дожила.

Затем сюда Вернер и мотался. Промытый за миллионы лет с момента формирования Хамзы тоннель эстуария служил идеальным консервантом для любой случайно попавшей сюда жизни. И пока на краю котловины трудолюбивые «аргонавты» пожинали свои грядки в поисках всякой банальщины вроде останков занесённой сюда поверхностными течениями макроскопической биоты, Вернер нырял в темноту за самой мякоткой.

По сути, здесь, в эстуарии подводной реки Хамзы сами собой сложились идеальные условия для консервации генного материала. Нейтральная кислотность, полное отсутствие любых свободных радикалов, температура вблизи точки замерзания, но никогда её не переходящая, пускай при таком чудовищном давлении лёд если и образовывался, то в совсем иных, непривычных человеку формах. Пять «ка» есть пять «ка».

«Циклоп» деловито гудел, понемногу продувая цистерны. Баланс плавучести на границах солёностей был самым сложным в дайверском деле, иногда дело шло на секунды — чуть автоматика зазевается, и тебя уже потащило, положительная обратная связь в глубине и без того норовит тебя то утопить, то снулой рыбкой выкинуть на поверхность кверху брюхом, но тут давление и вовсе начинало играть с «Циклопом» в опасные игры — лишняя пара метров, и прочный металлполимерный корпус принимался неприятно хрустеть стрингерами, так что у Вернера от беспокойства становился дыбом давно не стриженный ёжик на затылке.

Впрочем, это уже не первая, и даже не сотая его ходка на дно эстуария, ко всему постепенно привыкаешь. А вот и его цель — в непроглядной черноте послушно засветились по сигналу «Циклопа» фосфорно-зелёные маячки по углам рабочей площадки.