— Начитанный, молодец. Но нет.
Тут она повернулась и посмотрела ему в глаза так, что у Ковальского разом вспотел бритый затылок.
— Мы убираемся отсюда, пока они не передумали.
— В каком смысле?
— В прямом. Ты же слышал наш разговор. Это была ошибка, отдавать им излучатель. Ошибкой было вообще выпускать его из рук.
— Чьих рук-то? Соратников? — у Ковальского уже начинала болеть голова ото всех этих недомолвок.
— И их тоже. Но пока излучатель на Церере, я бы на месте командования держала ухо востро.
С этими словами капитанесс открыла канал прямой связи с флотом прикрытия и приказала Ковальскому с церебром выводить борт на гало-орбиту.
Больше они эту тему не поднимали, но дурной головушке же не запретишь. Больше всего Ковальского беспокоило то, что они оба, не сговариваясь, почуяли одно — острый, несмываемый дух секты, висевший в атмосфере той лаборатории. Это было непривычное чувство. Корпорация и её люди всегда боролись за свои идеалы, но никогда не переходили ту грань, за которой человеческая жизнь переставала что-то значить, а уверенность в собственной правоте превращалась в веру, а затем и в суеверие.
Но эти яйцеголовые «сэры» мыслили иначе.
Они были настоящими, зацикленными на высшей цели фанатиками. И беда тому, кто встанет у них на пути. Будь то хотя бы сам Ромул.
XXIII. 73. Панбиолог
Наружный край котловины заканчивался здесь так же резко, как в дальнем космосе наступает ночь — раз, и словно ножом отрезали. Ещё секунду назад конус ходового прожектора упирался в ровную череду расчерченных наискось грядок, где круглосуточно трудились механические «аргонавты», и вот уже под тобой, насколько хватает глаз, простирается одна лишь вязкая чернота, в недрах которой редкие блёстки глубинного «снега» лишь подчёркивали мертвенную безжизненность этого плотного, ужасающего ничто.
Дайверы старой школы называли этот вид на пустое открытое пространство «синькой» как будто в качестве своеобразной насмешливой аллегории на состояние азотного наркоза — кто хоть раз ловил, тот поймёт, собственно синего цвета так глубоко, разумеется, не ночевало. Пять «ка» от поверхности гидросферы, тут даже в ближнем инфракрасном диапазоне сенсоры вдали от рифтов давали равномерную засветку фоновой температуры в полтора сентигрейда, а уж солнечные фотоны сюда не проникали с тех пор, как кора остыла после столкновения с Тейей. Как говорится, ни синие, ни зелёные, никакие.