Светлый фон

Айт Ато прервал интервью журналистам и пошел к коленопреклоненным увивцам, оглядываясь через плечо – смотрят ли на него репортеры. Обеспокоенным и полным разочарования взглядом он окинул каждого пленного и наконец остановился и громко и четко объявил:

– Вы все работали в бильярдной и ближайших заведениях. Вы знали, что люди, за которыми мы сегодня пришли, преступники и враги клана. Если попытаетесь это отрицать, любая Зеленая кость Почует, что вы лжете.

Переводчик, предоставленный департаментом полиции, повторил слова Кулака по-увивски в мегафон, чтобы слышали прохожие и жители ближайших домов.

– Вы могли бы подойти к любому Пальцу и рассказать об этом, но решили укрывать этих собак в своем квартале. Вы больше не на Увивах, где царит беззаконие, где можно безнаказанно делать что угодно.

– Ну и спектакль, – пробормотал Лотт себе под нос.

Он пошел обратно к «Люмецце», осмотрел сломанный габаритный фонарь и со злостью сплюнул. Потом сел в машину. Сим и Кенцзо последовали за ним.

– Экстремисты – как раковые клетки в организме. Их нужно найти и вырезать, а на тех, кто кормит раковые клетки, обратить пристальное внимание.

Наверное, Ато учился на курсах ораторского искусства, потому что говорил не хуже своей тетушки Мады. Его смазливое лицо стало серьезным и решительным. За каждым его движением жадно следили все глаза и все камеры. Чуть раньше Нико пожалел, что не испытывает к Ато личную неприязнь, но теперь она начинала разгораться.

– Если я оскорблю клан своим поведением, то отрежу ухо и всю оставшуюся жизнь буду носить эту позорную метку, – продолжил Ато. – Каждый, кто поддерживает экстремистов, действием или бездействием, должен носить тот же шрам, как напоминание, что следует стремиться быть лучше.

Кобен Аши взял в руку короткий отрезок стальной трубы. Как только переводчик перевел слова Айта Ато на увивский, Кобен включил газовую горелку и поднес конец трубы к пламени, пока металл не раскалился докрасна. Сандо Кин удерживал в ужасе дергающегося владельца парикмахерской, а Кобен прижал конец трубы к его щеке. Парикмахер заорал с такой силой, что мог бы и мертвого поднять. Когда Сандо его отпустил, он рухнул на тротуар, корчась от боли, а на его щеке пылала ровная окружность. Кобен Аши снова накалил трубу горелкой и направился к следующему человеку.

Нико открыл дверь со стороны пассажирского сиденья и сел в «Люмеццу». Лотт Цзин с такой силой сжал руль, что побелели костяшки пальцев, а его лицо окаменело. Первый Кулак был свирепым бойцом, но жестокость по отношению к беззащитным выбивала его из колеи. До Нико доходили слухи, что Лотт однажды измордовал другого Кулака за то, что тот пнул собаку. Лотт завел двигатель и нажал на газ, а потом выругался, потому что пришлось медленно выруливать, огибая другие припаркованные на улице машины.