– Врешь!

– Нет, госпожа. Овид сказал, что король идет на встречу с советницами и вернется к обеду.

– Овид, Овид! А где сам Овид?

– Понятия не имею, госпожа.

– Перестань называть меня госпожой! – завопила Эма что есть мочи.

– Но…

Эма отвесила Лукасу пощечину. Лукас принял ее безропотно. Следы пальцев медленно проступали у него на щеке, и Мадлен, появившись с грелкой, тотчас их заметила. И тут же озабоченно спросила:

– Вас никто не обидел, ваше величество?

Эма упала на кровать.

– Никто, Мадлен.

Горничная приложила грелку к ногам Эмы и бросила испепеляющий взгляд на Лукаса. Эма чувствовала жжение внутри, будто внутренности расплавились.

– У меня рези в животе…

– Доктора, Лукас! Скорее доктора! Чего ты ждешь? – крикнула Мадлен.

– С ним что-то случилось, – простонала Эма. – Он в опасности!

– Кто, госпожа? Доктор? – встревожилась Мадлен.

– Да нет! Король, – ответил Лукас, потирая щеку.

Овид в это время добрался до конюшни. Увидев истерзанного Эпиналя, конюх Шале в белоснежной форме и белых сапогах едва удержался, чтобы не закричать. У него были самые высокие представления о гостеприимстве, и он не считал возможным вмешиваться в жизнь гостей. Жеребца поставили в стойло, он постоял немного и повалился на бок. Ребра ходили ходуном, из порезов сочился гной. Конь испуганно косил глазом, который так и светился зеленым фосфорическим светом.

Овид собрал все мужество, готовясь предстать перед королевой. Никогда в жизни у него не было более тяжкой задачи. С красными глазами, распухшим носом, белый как полотно, он входил в королевские покои так, словно целая армия толкала его в спину, а он упирался. Едва взглянув на него, Эма отослала Мадлен, попросив ее заварить чай и принести чашки. Горничная вышла с такой же неохотой, с какой Овид входил.

– Овид! Говори скорей, где король!

– Госпожа… – начал Овид.