– Отпустите меня, вы даже не понимаете, какое зло вы сейчас творите!

– Ваше благочестие, мы освободим вас, как только закончится служба. Мы готовы принять любое наказание, которое вы нам назначите, но мы не можем нарушить приказ Совершенного.

Второй рванулся, пытаясь порвать путы, но ленты были прочными, а кресло – тяжелым. Немного посидев с закрытыми глазами, старец поднял голову и тихо попросил своих тюремщиков:

– Если у вас осталась вера – молитесь о спасении. Я стар и слаб, Единый не слышит меня.

…Хогга, Хогга, Хогга! – самозабвенный стон бился в стены собора, и шар летал над толпой. Одна из цепей сорвалась с крюка и моталась отдельно, с лязгом обвивая три остальные.

Жрец вонзил нож в овцу. Ему никогда не приходилось забивать скот, и удар получился неверным. Животное задергалось, кровь брызнула на белое одеяние Пятого. Где у чертовой твари сердце? Жрец всем телом навалился на овцу и перерезал ей горло.

Шар сорвался и покатился сквозь толпу, оставляя за собой дорожку изувеченных тел. Люди, давя друг друга, рванулись к выходу, пронзительный крик заметался по храму. Шар врезался в стену, по ней зазмеилась широкая трещина, посыпались обломки потолка…

– Нет, этого точно не будет, – сказал эльф и исчез, заставив служку, старательно начищавшего ажурную решетку, трижды осенить себя святым кругом.

***

В первый, еще по-летнему душный вечер осени герцог Ильмарский сидел перед пылающим камином, с головой завернувшись в соболий плащ. Позавчера его скрутил особенно злостный приступ радикулита, любое движение вызывало кинжальную боль в пояснице, и он не ел уже два дня. В подвалах Высокого Замка хранилась бесценная сокровищница редких вин, а о еде всегда заботился эльф. Мальчишку-предателя герцог выгнал, и не особо жалел об этом – корзинку с припасами на пару дней он и сам мог донести. Не пускал он смердов в Высокий Замок, хранилище тайных знаний, колыбель величайших открытий.

С горькой усмешкой Готфрид сотворил на ладони заклятие поиска и пустил его рыскать по замку. Клубочек света исправно юркал среди реторт, весело подпрыгивал над найденным – пропылившейся хлебной крошкой или засохшими брызгами жира на вертеле – и в конце концов сгинул в недопитом кубке вина.

Туда ему и дорога – не может отличить вино, веселящее душу от питающей плоть пищи. Вино не насыщало Готфрида: вроде бы поначалу отвлечет от голода, а потом еще хуже становится. Колдовские кушанья, прекрасные видом, вкусом и запахом, были еще бесполезней: иллюзия только разжигала аппетит.

Надо бы договориться с дворецким об условном знаке: воссияет пучок молний, а лучше его собственный лик над вершиной скалы – значит, господин призывает его в Высокий Замок. Но тогда придется рассекретить вход, и пойдет-поедет – то одно смердам понадобится, то другое. Исцелите сына, господин, выдайте слугам провизию, господин…