– Готфрид!

Колдун не услышал, он несся к выходу, как преследуемый собаками олень. Эрвин попробовал вправить ногу и взвыл. Как раз тот случай, когда и живая вода не спасет, лекарь нужен. Придется ползти.

Мокрые руки почти не слушались, как будто были тряпичными. Он пару раз подтянулся и со всей дури долбанул сломанной ногу по камню. Чуть-чуть полежал, кусая губы и собираясь духом для следующего движения. Волна ледяного тумана бережно накрыла его покрывалом, высасывая жизнь.

–УМИРАТЬ БОЛЬНО, ЭЛЬФ. РАЗВЕ ТЫ НЕ ЗНАЛ?

Голос был женским, нежным, в нем звучало нечто вроде сочувствия.

Так глупо, он же ничего не успел сделать, только отсрочил катастрофу. И ключ от ризницы все еще у него в кармане…

Эльф протянул руку с перстнем во тьму, и сказал:

– Герцог, ваш раб в беде. Вы бросите меня умирать?

Готфрид стоял у самой двери, когда услышал эти слова. Распахнуть ее, а потом захлопнуть за спиной – и он вырвется из проклятой пещеры, и никогда больше… Схлынул прилив нечеловеческих сил, помогавший ему мчаться к спасению, прихватило поясницу. Старый он все-таки. Герцог зажег факел и, морщась от боли, повернул назад.

– Чтоб ты сдох, мерзавец, – прошипел он, ускоряя шаг.

В опустевшем соборе осталось несколько десятков прихожан – из тех удальцов, кто не привык поддаваться неведомым страхам, и пестрый рой растерянных жрецов. Тьма пронеслась под сводами храма и сгинула, а служба должна продолжаться. Они неуверенно выстраивались в полукруг, переговариваясь вполголоса: «Давайте отслужим по старому обряду», – «Я того же мнения, я не смогу петь это имя», – «Но ведь Совершенный дал указание», – «Пусть решает Пятый».

Пятый нагнулся, поднял выпавший из рук нож и положил его на край алтаря. Если бы здесь был Четвертый… Жрец точно знал, какое тот принял бы решение: Четвертый никогда не хотел поминать Хоггу. Разве можно пойти против воли Совершенного? Чья-то по-птичьи высохшая, но твердая рука легла ему на плечо.

– Освободите несчастное животное, – Второй никогда не повышал голос, но почему-то его слышали все, к кому он обращался.

Пятый подавил вздох облегчения и принялся разрезать путы. Двое служек бросились к нему на помощь.

– Отведите ее в хлев, – Второй принюхался и раздвинул измятые цветы, плававшие в желтой луже, – алтарь осквернен, сегодня нам придется служить в другом месте.

Старец ненадолго задумался и улыбнулся:

– Братья, нехорошо, если в такой праздник мы будем молиться в одиночестве. Давайте выйдем к людям.

На главной площади кипела возбужденная толпа, люди обменивались впечатлениями о случившемся в храме. У каждого была своя история, часто совсем непохожая на рассказы других свидетелей, но в одном все были единодушны: произошло что-то скверное, и это дурной знак. Очень дурной.