– Сейчас деревья падать начнут. Надо выбираться на открытое место.

По небу неслись черные рваные облака, яркий вечер сразу превратился в поздние сумерки. Сосны гнулись и стонали, как мачты во время шторма: Тропинка куда-то пропала.

– Смотрите-ка, тут жилье, – Балтазар вышел на край овражка: неглубокой ложбинки, промытой лесным ручьем.

На той стороне на пригорке стояла избушка, скорее, добротный шалаш. Ни двора, ни ограды, дверь без крыльца. Скаты заросшей мхом крыши упирались в землю. Спереди вроде дом, а сбоку посмотреть – просто холмик.

– Может быть, попросимся к ним переночевать, – неуверенно предложила Литания.

– Неизвестно, кто там живет – ответил Балтазар, – а если разбойники?

– Главное, чтобы не ракайцы, – Брейд перепрыгнул через ручей, постучал в низенькую дверь и потянул за ручку, – здесь нет никого, заходите.

Внутри было пустовато и очень чисто прибрано. Давно, впрочем, прибрано: окошко затянуло паутиной, на дощатом столе возле плошки с фитилем лежал сухой листочек и мертвая ночная бабочка. Обмазанная глиной печка, возле нее аккуратная сосновая поленница. Широкие двухъярусные нары, устланные сеном, да стол с лавкой – вот и все убранство. Ланс порыскал по углам, нашел топор, короб с пыльными луковицами, вязку сушеных грибов, мешочек с солью. В печи висел помятый закопченный котелок.

– Охотничья избушка, – определил Видий, – специально для заблудших странников вроде нас.

Пока варилась грибная похлебка, Брейд забрался на полати и уснул. Литания попыталась вспомнить, когда он ел в последний раз. За последние два дня – точно нет. У нее щемило в груди, когда она смотрела на его ввалившиеся глаза и серое лицо, но расспрашивать о здоровье было бессмысленно – или не расслышит, или отшутится.

Балтазар доел третью миску густого наваристого супа и завалился спать. Буря разгулялась, лес шумел, как море в непогоду. Желтый язычок пламени метался над светильником, тени плясали на бревенчатых стенах, порывы ветра насквозь продували избушку.

– В Наррате говорят, что в такие ночи леший сердится. Я так и представляла себе – бродит по лесу разгневанный великан, со злости деревья ломает.

– И ест непослушных маленьких детей, – коварно улыбнулся Видий.

– О, точно, – обрадовался Ланс, тоже выросший в лесу, – у нас его даже видели, – далее следовала страшноватая история про дочку лесника, повадившуюся забредать в самую глухомань. В первый раз девчонка вернулась, рассказала, что встретила чудного старичка, он ей на дудочке песенку сыграл. На другой день ее нашли на самой верхушке сосны, а как попала туда, она не помнила. А в третий раз девку целую неделю всей деревней искали, один парень ее по стуку обнаружил. Залез на дуб, заглянул в дупло, а там она сидит. Кричать уже не может – голос сорвала, только кулачком по стенке дупла стучит. Пришлось ему на ней жениться и в город увезти, подальше от леса.