Она вздохнула. Она даже представить себе не могла, что сказал бы на все это сэр Реццони из Батиары. Что-нибудь насчет глубинной природы женской половины человечества. Бог и его сестры знают, как часто они спорили об этом в период ее жизни в Батиаре. Она написала ему после того, как пришли известия о Соренике. Но ответа пока не получила. Он жил там бо́льшую часть времени, но не постоянно. Часто он увозил семью с собой на север, пока читал лекции в каком-нибудь из других университетов. Но, возможно, он погиб. Она изо всех сил старалась не думать об этом.

Оглянувшись, Джеана заметила Зири, который пробирался сквозь толпу неподалеку от нее. Некоторое время после того, как их с Веласом похитили убийцы, посланные к двум детям, Джеане приходилось подавлять в себе тревогу всякий раз, когда она выходила на улицу. Она довольно быстро поняла, что Зири всегда находится неподалеку. Он стал ее маленькой тенью, научился – в слишком юном возрасте – прятать на теле кинжал и использовать его смертоносную силу. Он убил человека, чтобы спасти ей жизнь.

Однажды ночью ее вызвали в казармы к Зири. Сначала он показался ей смертельно больным: у него было очень бледное лицо, его сотрясали приступы рвоты. Но оказалось, что все дело в вине. Люди Родриго впервые взяли его с собой в таверну. Она гневно отчитала их за это, и они стерпели. Но, по правде говоря, Джеана понимала, что они знакомят его с жизнью, которая сулит ему гораздо больше того, что он получил бы в Орвилье. Сложится ли его судьба лучше, счастливее? Как может смертный знать ответ на этот вопрос?

Ты мимоходом прикасаешься к жизням людей, и эти жизни меняются навсегда. Иногда с этим трудно примириться.

Зири очень быстро поймет, если уже не понял, что она не собирается покупать сегодня маску. Это не имеет значения. Он дал бы четвертовать себя, прежде чем хотя бы одной живой душе проговорился о том, что знает о ней.

Джеана училась принимать то, что другие люди, кроме матери и отца, ее любят и поэтому совершают определенные поступки. Еще один трудный урок, как ни странно. В детстве она не была ни красивой, ни особенно милой; правильнее было бы даже назвать ее строптивой и дерзкой. «Таким людям в юности не удается научиться быть любимыми, – думала она. – У них мало практики».

Она пошла медленнее, чтобы полюбоваться некоторыми выставленными на прилавках изделиями. Удивительно, что даже самые невероятные маски – бобер, кабан, усатая серая мышь, сделанные из мягчайшей кожи, – были выполнены так, что выглядели чувственными и привлекательными. Как можно придать чувственность голове кабана? Она не знала, но она ведь не была мастером. «Маски будут выглядеть еще более соблазнительно завтра вечером, – подумала Джеана, – при свете факелов и лун, когда вино потечет по улицам и переулкам города, смешивая анонимность со страстью».