Что-то в этом было слишком интимное, вызывающее глубокую тревогу.

«Джеана сегодня вечером на пиру выглядела удивительно прекрасной», – подумал он, без всякой связи с предыдущим. Его шаги гулким эхом отдавались на досках пристани. Он подошел к первым складам и двинулся дальше. Улицы были пусты. Он был совершенно один.

Она надела наряд из ярко-красного шелка, экстравагантный, и только украшения из лазурита и белая шаль были уступками закону об одежде киндатов. Аммар подумал, что, должно быть, это Хусари подарил ей платье, а бен Аврен – драгоценности.

Украшенные жемчужинами волосы и лазурит в ушах и на шее придавали дополнительный блеск ее глазам, и лекарь вызвала всеобщее оживление, когда вошла в пиршественный зал, хотя здесь давно привыкли к ней, всегда практичной и скромной, со дня ее приезда. «Иногда, – подумал он, – люди приходят к такому моменту в жизни, когда им хочется сказать о себе нечто другое».

Сегодня вечером он пошутил насчет того, что она старается привлечь взгляд эмира. Предположил, что она питает надежду первой из женщин-киндатов стать супругой правителя в Аль-Рассане. «Если на меня снова будут держать пари, – ответила она сухо, как всегда быстро среагировав, – дай мне знать: на этот раз я сама не отказалась бы от возможности заработать немного денег».

Позже, после застолья, когда отзвучали музыка и стихи, в том числе и его собственные, он искал ее, но она уже ушла. «И Родриго Бельмонте тоже», – пришло ему в голову только сейчас. В его мозгу, словно легкое облачко по лику луны, промелькнула странная мысль.

Эти двое, подумал он, шагая к центру города, были единственными людьми в Рагозе, с которыми он хотел бы поговорить в этот миг. Такое странное сочетание. Воин-джадит, женщина-лекарь из киндатов.

Потом он поправил себя. Был и третий. Еще один. Он сомневался только, что визирь Рагозы сейчас пребывает в одиночестве, и очень сильно сомневался, что тот согласится обсуждать нюансы поэзии так поздно ночью, лежа в постели с Забирой, столь искусной и соблазнительной.

Как оказалось, он одновременно был прав и ошибался. Так или иначе, он шагал домой один, в дом и сад, которые снял на краю окружавшего дворец квартала за счет малой части того огромного богатства, которое заработал на службе у покойного правителя Картады.

За Диего Бельмонте приехали на следующий день – в то самое утро, когда должен был начаться карнавал в Рагозе, – на его семейное ранчо на землях, где разводили лошадей и где он прожил всю свою короткую жизнь.

В то время его матери не было дома: она объезжала восточные границы ранчо Бельмонте, осматривая весенний приплод жеребят. Отсутствие хозяйки поместья не планировалось прибывшими на ранчо посетителями, но тем не менее они сочли это удачным стечением обстоятельств. Эта дама имела репутацию женщины упрямой и даже агрессивной. Не так давно она убила здесь человека. Пронзила его стрелой. Те, кто приехал в тот день с особым, деликатным поручением, имели основания полагать, что Миранда Бельмонте отнесется к ним и к их заданию без восторга.