– Стараемся как можем. Запасов продовольствия на полгода. Некоторые стены отремонтировали, хотя денег мало, как тебе известно. Военное пополнение разместили в новом крыле замка. Я разрешил ваджи возбуждать народный гнев против киндатов.
Аммар почувствовал холод, словно порыв ветра ворвался в комнату. Это слушала женщина, стоящая на балконе.
– Зачем? – спросил он очень тихо. Альмалик пожал плечами.
– Мой отец обычно поступал так же. Ваджи нужно ублажать. Они вдохновляют народ. Во время осады это будет важно. А если они и правда выгонят некоторых киндатов из города или убьют несколько человек, будет легче выдержать осаду. Мне это кажется очевидным.
Ибн Хайран ничего не сказал. Правитель Картады посмотрел на него пристально, с подозрением.
– Мне доложили, что ты в День Крепостного Рва проводил время с одной женщиной-лекарем. Из киндатов. На то была причина?
Кажется, ответы на самые трудные вопросы жизни приходят самым неожиданным путем. Странным образом этот холодный, прищуренный взгляд принес ибн Хайрану облегчение. И напомнил о том, почему он, несмотря на множество доводов «за», никогда не мог по-настоящему полюбить того мальчика, который стал теперь мужчиной.
– Ты следил за моими перемещениями?
Правитель Картады остался невозмутимым.
– Это ты научил меня, что любая информация полезна. Я хотел вернуть тебя. И искал способ добиться этого.
– И шпионить за мной показалось тебе хорошим способом заручиться моей добровольной помощью?
– Помощь, – ответил правитель Картады, – может быть оказана по многим причинам и во многих видах. Я мог бы скрыть это от тебя, Аммар. Но не стал. Я здесь, в Рагозе, доверился тебе. Теперь твоя очередь: так была причина?
Ибн Хайран фыркнул.
– Хотел ли я переспать с ней, хочешь ты спросить? Брось, Малик. Я пошел к ней, потому что она лечила одного человека, приглашенного на ту церемонию. Человека, который сказал, что слишком болен и не может прийти. Я понятия не имел, кто она, и узнал об этом только потом. Она случайно оказалась дочерью Исхака бен Йонаннона. Тебе это уже известно. Это имя тебе о чем-нибудь говорит?
Альмалик кивнул.
– Лекарь моего отца. Я его помню. Его ослепили, когда родился последний ребенок Забиры.
– И отрезали ему язык.
Правитель еще раз пожал плечами.
– Нам надо было ублажить ваджи, не так ли? По крайней мере заставить их не проповедовать против нас на улицах. Они хотели, чтобы лекарь-киндат умер. Помнится, тогда отец меня удивил. – Альмалик вдруг развел руками. – Аммар, я пришел к тебе без оружия. Мне не нужно никакого оружия. Я хочу, чтобы ты стал моим мечом. Что мне для этого сделать?